Август
Шрифт:
Я научилась ценить простую прелесть этого грубого зернистого хлеба, кое–как выпекаемого моей немой служанкой, с его земляным привкусом, усугубляемым холодной родниковой водой, которая служит мне вместо вина. Когда я ем его, я думаю о сотнях и сотнях тысяч бедняков и рабов, живших на этом свете до меня, — сумели ли они найти удовольствие в этой незамысловатой пище, как это удалось мне? Или вкус ее был для них навсегда отравлен мечтами о яствах, которыми они могли бы наслаждаться? Пожалуй, лучше всего пройти этот путь, как я: от самых дорогих и экзотических кушаний — к предельно простым. Вчера вечером,
Не знаю даже, почему мне на память пришел именно тот вечер, — в ранних сумерках, опустившихся на Пандатерию, передо мной вдруг явственно возникли те давние события, как будто разыгранные на сцене, прежде чем я успела отогнать от себя это видение.
Марк Агриппа вернулся с Востока и последние три месяца провел в Риме; тем временем я в пятый раз забеременела. Однако вскоре — в начале следующего года — мой отец послал Агриппу в Паннонию, где племена варваров снова стали угрожать границе на Данувии. Семпроний Гракх в ознаменование моей свободы и по случаю прихода весны закатил пир, подобного которому (как он всем обещал) Рим еще не видывал, пригласив на него всех моих друзей, с которыми я не виделась с тех пор, как мой муж вернулся в столицу.
Несмотря на измышления, распространившиеся гораздо позже, Семпроний Гракх не был тогда моим любовником. Он был вольнодумцем и вел себя со мной (как, впрочем, и со многими другими женщинами) просто и раскованно, что и могло послужить причиной сплетен, которые были весьма далеки от истины. Тогда я все еще всерьез воспринимала то положение, которое, по мнению моего отца, я должна была занимать; прекрасная пора, когда я была богиней в Илии, казалась мне мечтой, ждущей своего часа, чтобы стать реальностью. Я на некоторое время вновь забыла о своем предназначении.
В начале марта мой отец вошел в должность великого понтифика, освободившуюся после смерти Лепида, и объявил день игрищ в честь этого события, на что Семпроний Гракх заметил, что если старому Риму нужен верховный жрец, то новому не обойтись без верховной жрицы; посему Семпроний назначил свой пир на конец марта, и весь город гудел слухами о том, что ожидает на нем гостей: некоторые говорили, что их будут перевозить с места на место на слонах, другие — что специально по этому случаю с Востока доставили тысячу музыкантов и такое же количество танцоров. Предвкушение чего–то необычного давало обильную пищу воображению, которое, в свою очередь, подогревало всеобщие ожидания.
Однако за неделю до этого в Рим пришли вести, что Агриппа, скорее, чем ожидалось, управившись с беспорядками на границе, вернулся в Италию и в настоящий момент находился в Брундизии, откуда намеревался проследовать на нашу виллу в Путеолах, где я должна была встретить его.
Но я его не встретила. Несмотря на неудовольствие моего отца, я решила присоединиться к мужу через неделю после его возвращения, после того, как он хорошо отдохнет с дороги.
Когда я упомянула об этом отцу, он холодно взглянул на меня и сказал:
— Насколько я понимаю, ты желаешь быть на пиру, который
— Да, — ответила я. — Я на нем буду почетной гостьей, да и отказываться от приглашения так поздно просто неприлично.
— Вспомни о своем долге перед мужем, — сказал он.
— И перед тобой, и перед твоим делом, и перед Римом.
— Эти молодые люди, с которыми ты проводишь время, — тебе не приходило в голову сравнить их поведение с поведением твоего мужа и его друзей? — спросил он.
— Эти молодые люди — мои друзья. И можешь не сомневаться: когда я состарюсь, они тоже не останутся молодыми.
Он слабо улыбнулся и сказал:
— Ты права — как я мог забыть. Мы все стареем, и все когда–то были молоды… Я объясню твоему мужу, что неотложные дела задерживают тебя в Риме. Но ты должна обязательно приехать к нему через неделю.
— Непременно — через неделю я буду у него.
Вот как получилось, что я не поехала к мужу на юг, а оказалась на пиру у Семпрония Гракха, который и вправду оставался самым знаменательным событием в Риме в продолжение нескольких лет, но по причинам, которые тогда никто не мог предугадать.
На нем не было ни ручных слонов для перевозки гостей с места на место, ни каких других чудес, о которых ходили слухи по всему городу; просто это было грандиозное пиршество в присутствии более сотни гостей, которым прислуживало почти такое же количество слуг и которых развлекала несметная толпа музыкантов и танцоров. Мы ели, пили и много смеялись; мы наблюдали за танцорами и танцовщицами и даже пускались в пляс вместе с ними, к их большому удовольствию и смущению. Под нежные звуки арф, свирелей и тамбуринов мы прогуливались по саду, где им вторил плеск фонтанов, и отблески факелов плясали на поверхности воды в замысловатом танце, недоступном простым смертным.
В конце вечера должно было состояться особое представление, подготовленное музыкантами и танцорами, а поэт Овидий собирался прочитать свое новое стихотворение, специально написанное в мою честь по этому случаю. Семпроний Гракх приказал соорудить для меня специальный трон из черного дерева, который был установлен на небольшом возвышении в саду, чтобы все гости могли (как сказал Гракх с извечной своей иронией) воздать мне должное…
Я восседала на троне, сверху вниз глядя на остальных гостей; поднявшийся легкий ветерок шелестел листвой платанов и кипарисов и нежно, словно ласкаясь, касался моей шелковой туники. Танцоры продолжали свои пляски, и их умащенные тела тускло блестели в свете факелов. Мне вспомнились Илий и Лесбос, где я была более чем смертной. На траве возле моего трона расположился Семпроний; и я была счастлива, как никогда раньше, и снова была самой собой.
Согбенная фигура человека, что стоял неподалеку и отвешивал поклоны, пытаясь привлечь мое внимание, вывела меня из этого состояния блаженства; я узнала в нем слугу из дома отца и сделала ему знак обождать, пока не закончится выступление танцоров.
После окончания танца, награжденного вялыми аплодисментами, я приказала рабу приблизиться.
— Что мой отец хочет от меня? — спросила я.
— Я Приск, — представился он. — Твой муж… он болен. Твой отец через час выезжает в Путеолы и просит тебя поехать с ним.