Августейший бунт. Дом Романовых накануне революции
Шрифт:
В конце декабря Сергей Александрович просил Мирского запретить в Москве собрание Общества по распространению технических знаний. Само по себе это не удивительно. Научные общества были главной ареной деятельности «Союза освобождения» и «банкетной кампании». Странно, что московский генерал-губернатор (еще не ушедший в отставку) просит запретить собрание в Москве. Раньше великий князь не позволял подобного вмешательства в свои дела.
Мирский, конечно, не упустил случая «подставить» своего противника. Поэтому он деликатно сообщил его высочеству, что запрещать собрания – прерогатива генерал-губернатора, а не министра внутренних дел. Тогда Сергей Александрович обратился с той же просьбой к своему кузену Константину Константиновичу, президенту Академии наук и попечителю этого общества. Тот ответил, что «не имеет права». Грозный генерал-губернатор «сам побоялся запретить, и вышел большой скандал, кричали «долой самодержавие» и т. д.» [198] .
198
Дневник
Если даже такое пустяковое дело вызывало осложнения, что уж говорить про набиравшее силу массовое движение. В декабре в Москве начались уличные беспорядки. Говорили, что эти беспорядки легко было предотвратить, но полиция якобы сознательно их провоцировала.
Впрочем, вскоре полиция спровоцировала такие «беспорядки» в Петербурге, что про Москву на время забыли. События 9 января 1905 года – «Кровавое воскресенье» – потрясли всю страну. Но что это было, если вдуматься? Очень просто: войска, которыми командовал великий князь Владимир Александрович, расстреляли рабочее движение, которое создал великий князь Сергей Александрович.
Именно московский генерал-губернатор вместе с московским обер-полицмейстером Треповым еще в девяностые годы взяли под покровительство Сергея Зубатова. Долгое время только они и сочувствовали его идеям «полицейского социализма». Идеи просты: пусть рабочие под надзором полицейских властей борются за свои экономические права, но только не лезут в политику. Очень удобно – власть в глазах рабочих выглядит радетелем их интересов, революционеры теряют почву под ногами, а заодно всегда можно постращать забастовками не в меру либеральных предпринимателей. Тем более что предприниматели, надо сказать, действительно проявляли о рабочих гораздо меньше заботы, чем власть. И в Москве зубатовские организации действовали весьма эффективно. Что дает возможность некоторым современным историкам заявлять, что Сергей Александрович «в области социальной политики защищал истинные интересы нуждающихся и покровительствовал рабочим организациям» [199] . Посмотрим, к чему привела августейшая защита истинных пролетарских интересов.
199
Кудрина Ю. Мария Федоровна. М., 2009. С. 274.
В октябре 1902 года Зубатов стал начальником особого отдела департамента полиции и начал распространять свой опыт на всю страну. В Петербурге он завербовал священника церкви Петербургской пересыльной тюрьмы Георгия Гапона. Удивительное дело: прямой начальник Зубатова – министр внутренних дел Плеве – не сочувствует «полицейскому социализму». Министр финансов Витте, которому подчиняется фабричная инспекция, тоже не сочувствует. Но Зубатову покровительствует Сергей Александрович – и этого достаточно, чтобы получить карт-бланш.
Правда, в 1903-м Зубатова, что называется, бес попутал. Вместе с Витте и князем Мещерским он затеял заговор против Плеве. Министр раскрыл заговор, Зубатова сняли с должности и выслали во Владимир под гласный надзор полиции. Зубатова выслали, а Гапон остался. И создал Собрание русских фабрично-заводских рабочих в Санкт-Петербурге.
Эта организация только на первый взгляд казалась безобидной. Секретарь правления Кузин и казначей Карелин, к примеру, были членами РСДРП. Самыми настоящими, никак не связанными с охранкой. Так что держаться в стороне от политики не получилось. Выдвинуть политические требования рабочих заставила пресловутая «эпоха доверия», она же – «эра попустительства» Святополк-Мирского. «В это время начались земские петиции, – вспоминает Карелин, – мы читали их, обсуждали и стали говорить с Гапоном, не пора ли, мол, и нам, рабочим, выступить с петицией самостоятельно» [200] .
200
Карелин А. Е. Девятое января и Гапон. Воспоминания // Красная летопись. № 1. 1922. С. 110.
А в конце 1904 года – по совершенно смехотворному поводу – разразился конфликт на Путиловском заводе. Мастер вагонной мастерской уволил четырех рабочих, которые оказались членами гапоновского Собрания. Чуть позже выяснилось, что двух из них никто не увольнял, а один сам перестал ходить на работу. Тем не менее 2 января 1905 года Нарвское отделение Собрания решило начать забастовку. К 8 января в Петербурге бастовало неслыханное число рабочих – 150 тысяч.
В эти же дни была составлена петиция, которую рабочие хотели передать царю. Как она появилась и кто ее автор – до сих пор загадка. В петиции выдвигались требования Учредительного собрания, демократических свобод, отделения церкви от государства, 8-часового рабочего дня, что практически совпадало
201
Текст петиции см.: Лурье Ф. Политический сыск в России. 1649–1917. М., 2006. С. 252–256.
На 9 января было назначено грандиозное шествие к Зимнему дворцу, чтобы передать петицию Николаю II.
Честолюбивый Гапон понял, что удержать движение в рамках «полицейского социализма» у него не получится, и решил его возглавить. 8 января он направил царю письмо, призывая его явиться на Дворцовую площадь. Распоясавшийся священник имел наглость пообещать Николаю II неприкосновенность. Правда, своим соратникам Гапон давал несколько иные инструкции. Если царь примет петицию, он махнет белым платком, и начнется всенародный праздник. Если не примет, он выйдет к народу и махнет красным платком, и начнется всенародное восстание.
Гапон уже видит себя во главе революции. А потом – новым Наполеоном. «Чем династия Романовых лучше династии Гапонов? – вопрошает новый народный вождь. – Романовы – династия Гольштинская, Гапоны – хохлацкая. Пора в России быть мужицкому царю…» [202] .
Лидеры рабочих прекрасно знали, что Николая II в Зимнем дворце нет и не будет, что он в Царском селе, но все же 9 января повели народ под пули. «Все хорошо знали, что рабочих расстреляют», – вспоминал казначей Собрания Карелин [203] . «Ни у кого не было сомнений в предстоящей кровавой расправе», – подтверждает его слова член правления Варнашев [204] . Здесь нужно сделать одно уточнение: «все» – это вожаки движения. Простые рабочие ничего не подозревали. «Кровавое воскресенье» – это действительно провокация, устроенная Гапоном. Только не в интересах департамента полиции, а в интересах революции.
202
Там же. С. 270.
203
Карелин А. Е. Девятое января и Гапон. Воспоминания // Красная летопись. № 1. 1922. С. 112.
204
Варнашев Н. М. От начала до конца с гапоновской организацией. Воспоминания // Историко-революционный сборник. Т. 1. Л., 1924. С. 207.
Впрочем, власти тоже вели себя крайне странно. 6 января они узнали о предполагаемом шествии рабочих к Зимнему дворцу, но не придали этому большого значения. Зато на следующий день министр юстиции Муравьев (напоминаю: ставленник Сергея Александровича) вызывает к себе Гапона и с удивлением узнает, что агент-священник, оказывается, «убежденный до фанатизма социалист». А министр внутренних дел, наконец, «начинает беспокоиться насчет забастовки» и просит «вызвать еще войска для охраны имущества» [205] .
205
Дневник кн. Е. А. Святополк-Мирской за 1904–1905 гг. // Исторические записки. Т. 77. М., 1965 С. 273.
8 января по городу развешаны плакаты весьма двусмысленного содержания. Власть заявляет о недопустимости «сборищ и шествий», но военную силу грозит применить только против «массовых беспорядков». Никто не объявил народу, что царя в городе нет. Более того, с Зимнего дворца даже не был спущен императорский штандарт, который означал пребывание там царя. Полиция не получила указаний предотвратить шествие и не давать народу собираться, хотя сборные пункты были хорошо известны властям. Полицейские зачастую не понимали, что происходит. Скажем, пристав Петергофского участка Жолткевич 9 января с непокрытой головой сопровождал колонну рабочих и погиб от солдатских пуль у Нарвских ворот. Так что 9 января «рабочие имели все основания считать себя спровоцированными» [206] . Причем не только Гапоном, но и двусмысленным поведением власти.
206
Ганелин Р. Ш. К предыстории «Кровавого воскресенья» // Новое о революции 1905–1907 гг. в России. Л., 1989. С. 127.