Августовские пушки
Шрифт:
Утром 5 сентября Жоффр, ничего не знавший о намерениях англичан, переживал «почти агонию». Он отправил Мильерану телеграмму с просьбой использовать влияние правительства, чтобы добиться согласия англичан. Предстоящее сражение «может оказать решающее влияние на ход войны, в случае неудачи оно будет иметь серьезнейшие последствия для страны. Я полагаю, что вы привлечете внимание фельдмаршала к огромному значению будущего наступления. Если бы я мог приказывать английской армии, так же как и французской, я отдал бы немедленный приказ о переходе в наступление».
В 3 часа угра Вильсон получил от Уге копию приказа № 6. Но Уге, однако, не разрешил капитану де Гальберу, доставившему приказ, встретиться с кем-либо из английских командующих. Почему-то всегда в центре разногласий того периода появлялась зловещая фигура Уге. Решив, что обстановка требует присутствия
В 7 утра Вильсон передал приказ французского командования Джону Френчу и затем, в течение нескольких часов, убеждал его поддержать операцию союзника. Тем временем в 9:30 утра капитан де Гальбер прибыл в свой штаб. По его словам, англичане «уклончиво» отнеслись к предложению об участии в наступлении, а мэр Мелена сказал ему, что багаж Джона Френча уже отправлен назад в Фонтенбло.
Жоффр решил добиться участия английской армии в предстоящем сражении «любой ценой», пусть даже ценой поездки на автомобиле в Мелен, за 180 километров от своего штаба. Предупредив англичан о своем приезде, Жоффр отправился в путь в сопровождении адъютанта и двух штабных офицеров. Несмотря на заторы на дорогах и священный для Жоффра обед, гонщик-шофер доставил французов в 2 часа дня в замок, где разместился штаб Джона Френча. Фельдмаршал встал из-за стола, приветствуя его. С ним находились Мэррэй, Вильсон и Уге. Последний выглядел так, «словно только что похоронил своего лучшего друга». Жоффр впервые заговорил первым. Вместо обычных кратких и лаконичных предложений, окружающие услышали страстную и сильную речь, сопровождаемую стремительными жестами, казалось, «что он хотел вырвать сердце из груди и бросить его на стол». Наступил «величайший момент», говорил он, приказы отданы, и, что бы ни случилось, французская армия до последнего солдата пойдет в бой за спасение Франции. От исхода наступления зависели «существование французской нации, свобода Франции и будущее Европы». «Я не могу поверить, что английская армия откажется выполнить свой долг в этот критический час... история сурово покарала бы вас».
Кулак Жоффра с силой опустился на стол. «Господин маршал, вы рискуете честью Англии!» Джон Френч, «жадно слушавший каждое слово», вдруг покраснел. Воцарилась тишина. На глазах командующего медленно навернулись слезы и покатились по щекам. Он попытался было что-то сказать по-французски, но не сумел. «Проклятье. Я не могу этого объяснить. Скажите ему, что мы сделаем все, что в наших силах».
Жоффр вопросительно взглянул на Вильсона. Тот перевел: «Фельдмаршал сказал «да». В этих словах почти не было необходимости — слезы и тон голоса говорили сами за себя. Мэррэй поспешил тут же сообщить, что английские войска отошли на 16 километров от исходных рубежей, указанных в приказе о наступлении, поэтому они смогут начать бой в 9:00, а не в 6:00, как требует Жоффр. Это был голос осторожности, который впоследствии часто давал о себе знать.
Пока Жоффр отсутствовал, главный штаб переместился в Шатильон на Сене, как и было запланировано еще до наступления. Главнокомандующий прибыл туда вечером, примерно в тот же час, когда Хенш беседовал с Клюком. Войдя в оперативный отдел, чтобы подтвердить уже отданные приказы, Жоффр сказал собравшимся офицерам: «Господа, мы будем сражаться на Марне».
Он подписал приказ, который на следующее утро после призыва горна будет прочитан солдатам. Обычно французский язьж звучит прекрасно во всякого рода прокламациях и обращениях к народу, и нужно приложить усилия, чтобы добиться обратного, однако на этот раз слова подобрались плоские, почти банальные, обращение было сухим и бескомпромиссным: «Теперь, когда началась битва, от которой зависит безопасность страны, каждый должен помнить, что сейчас не время оглядываться. Все усилия надо направить на то, чтобы атаковать и отбросить врага. Если случится, что какое-либо подразделение не сможет продвигаться вперед, оно должно любой ценой удерживать свои позиции и скорее погибнуть, чем отступить. В данной ситуации командование не потерпит случаев невыполнения приказа». Обращение на этом заканчивалось, время величественной риторики прошло, не было возгласов «вперед» и никто не призывал солдат к славе. После первых тридцати дней войны 1914 года появилось предчувствие — впереди славы немного.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Как известно миру, битва на Марне закончилась отступлением немцев.
Фланговый удар Монури и маневр Клюка для отражения его привели к образованию бреши между германскими 1-й и 2-й армиями. Исход битвы зависел от того, удастся ли немцам сокрушить два крыла — Монури и Фоша — до того, как д'Эспери и англичане, воспользовавшись этой брешью, предпримут наступление на центр германских армий. Монури, которого Клюк почти разбил, получил в качестве подкрепления VI корпус, прибывший в эшелонах в Париж, По приказу Галлиени прямо с вокзала 6000 солдат этого корпуса были перевезены на фронт на парижских такси, и благодаря их помощи Монури смог удержать свои позиции.
Фош, зажатый в болотах Сен-Гонда армией Хаузена и войсками Бюлова, в критическую минуту, когда его правый фланг отступал, а левый заколебался, отдал свой знаменитый приказ: «Атаковать во что бы то ни стало! Силы немцев истощены... Победа достанется тому, кто сумеет дольше продержаться». Франше д'Эспери оттеснил правый фланг Бюлова, но англичане вошли в образовавшийся прорыв слишком медленно и неуверенно; затем последовало историческое появление на сцене полковника Хенша, посоветовавшего немцам отступить. Германские армии сумели вовремя отойти, и французы не смогли вклиниться в их линии обороны.
Так близко подошли немцы к победе, а французы — к катастрофе, так велико было горестное изумление мира, следившего с затаенным дыханием за триумфальным маршем германских армий и отступлением союзников к Парижу, что битву, решившую исход войны, стали называть «чудом на Марне». Бергсон, сформулировавший в свое время для Франции таинство «воли», рассматривал битву на Марне как чудо, уже однажды имевшее место в истории. «Сражение на Марне выиграла Жанна д'Арк» — таков был его вердикт. Противник, наступление которого разбилось о стену, словно выросшую за одну ночь, придерживался того же мнения. «Французский «порыв», почти погашенный нами, вдруг снова вспыхнул ярким пламенем», — писал с горечью Мольтке своей жене. «Главная и основная» причина неудачи на Марне, говорил впоследствии Клюк, «заключается в необыкновенной и удивительной способности французского солдата быстро восстанавливать свои силы. То, что эти люди сражаются насмерть, хорошо известно и учитывалось при составлении военных планов. Но то, что французские солдаты, непрерывно отступавшие в течение десяти дней, спавшие на голой земле, полумертвые от усталости, смогли снова взять в руки винтовки и ринуться в атаку под звуки горна — этого мы не смогли предугадать. Академия генерального штаба не учла эту вероятность».
Что бы ни говорил Бергсон, не чудо, а взаимосвязанные действия первого месяца войны решили исход боев на Марне. Что бы ни говорил Клюк, ошибки германского командования и стойкость французского солдата в равной степени привели к поражению. Если бы немцы не перебросили два корпуса на русский фронт, один из них защитил бы правый фланг Бюлова и прикрыл брешь между ним и Клюком; другой корпус поддержал бы Хаузена, и тогда Фоша, возможно, удалось бы разбить. Россия, верная союзническому долгу, начала наступление без соответствующей подготовки и оттянула на себя эти части. Глава французской разведки полковник Дюпон, высоко оценивая действия русских, говорил: «Воздадим должное нашим союзникам — наша победа достигнута за счет их поражения».
Сыграли свою роль многие «если бы». Если бы немцы не сосредоточили слишком больших сил на левом фланге в соответствии со стратегией двойного охвата, если бы правое крыло не оторвалось от линий снабжения и если бы его солдаты не были так измучены, если бы Клюк действовал в контакте с Бюловом и даже если бы в последний день армия Клюка не пересекла Марну, а направилась к Гран-Морену, результат сражения мог быть другим, и шестинедельный график завоевания Франции оказался бы выполненным; возможно, гак бы и произошло, если бы не главное и решающее «если бы», а именно, если бы шестинедельный график не основывался на марше через территорию Бельгии. Вслед за этим Англия, вступив в войну, оказала определенное влияние на ход вооруженной борьбы в Европе, мировое общественное мнение осудило захватчика, Германия, нажив в Бельгии врага, вынуждена была оставлять на ее территории дивизии, очень пригодившиеся бы ей на Марне. В то же время силы союзников пополнились пятью английскими дивизиями.