Авиатор: назад в СССР 12+1
Шрифт:
Ручку управления влево, обороты двигателей снизил и увёл самолёт вправо. «Хорнет» пролетел надо мной и чуть было не вышел в хвост.
Летит слева от меня и продолжает уходить в сторону. Оператор начал меня наводить, но потом остановился. Слишком близко мы с моим оппонентом.
— 2й, на подходе. Цель вижу, — в эфире услышал я голос Морозова.
— Понял, — ответил я, продолжая следовать за «Хорнетом».
Пока Николай преследовал «отвалившегося» американца, я пытался угнаться за другим.
Переворот, пикирование, и вот он
«Хорнет» продолжает пикировать, и я вместе с ним. Поймать в захват не выходит. Он выравнивается и выходит влево на косую петлю.
Ручку управления самолётом отклоняю на себя и вправо, чтобы не отстать. Слегка проседаю по высоте, но противник по-прежнему передо мной.
— 321й, остаток? — запросил у меня оператор, но пока некогда ему отвечать.
Командование отслеживает вопрос с малым количеством.
Ещё один переворот. Американец отрывается от меня. Так его достать не получится. Тем более, топливо у меня уже на пределе.
— 1000, — доложил я.
— Задание прекратить. На посадку, — дал мне команду оператор.
Как раз и резвого «Хорнета» я потерял из виду. Осмотрелся по сторонам, проверил пространство по локатору и кроме уходящих от меня меток противника и своих самолётов, никого.
Пора выходить из боя и следовать на посадку. Отворачиваю влево и возвращаюсь в район, где Морозов уже стоит в вираже. Его противник ушёл, не вступив с ним в бой. Как-то всё быстро закончилось.
— Тарелочка, 321й, двоих отогнали. Прошу выход в район Саламандры, — запросил я.
И тут в зеркале промелькнул силуэт «Хорнета». Ручку управления резко на себя, и начинаю выполнять бочку. Из захвата вышел, но американец продолжает крутить карусель.
С тревогой смотрю на топливомер. Остаток уже меньше 1000. О каком манёвренном бое может идти речь?
— 321й, 015й к вам парой. Цель наблюдаем, — вышел в эфир Борзов.
Вот уже и меня кто-то прикрывает! Не всё же мне и Морозову «Хорнетов» гонять.
— Вас понял, — ответил я.
Повернул голову влево и обнаружил два Су-27К, приближающихся ко мне. Американец это тоже заметил и ускорился на восточном направлении. Там как раз и был примерный район места нахождения авианосца «Америка».
Первый раз мне попался противник, которого не получилось переиграть.
— Саламандра, я 321й, остаток маленький. Прошу внеочередной заход, — запросил я руководителя полётами на корабле.
— Разрешил. Курс посадки 150°.
Николая я догнал уже рядом с авианосцем. Он как раз заходил на посадку, снижаясь по глиссаде. Следом за ним зацепился за трос и я.
Сегодня рывок ощущался сильнее. От напряжения, слеза выступила.
После посадки и уборки гака, я зарулил на стоянку и начал выключать двигатели. Фонарь открылся, и в кабину ворвался морской ветер. Как же приятно после полёта вдохнуть нечистый кислород и не запах кислородной маски. Потрясающее
— Как аппарат? — залез по стремянке Дядя Вася.
— Отлично. Его в конструкторском бюро называли «гадкий утёнок», а он первым сел на палубу и по-прежнему приносит пользу, — сказал я, погладив ручку управления самолётом.
— Я тоже люблю этот самолёт. В нём душа. Садишься на предполётной в его кресло, а он тебе будто улыбается приветливо. Так ярко его индикаторы загораются! — посмеялся Дядя Вася и освободил мне дорогу, чтобы я смог вылезти.
— Душа? Может, ты и прав, — ответил я и начал вылезать из кабины.
Рёв двигателей, грохот, и очередной Су-27К приземлился на палубу. Трос натянулся, как струна, звук силовой установки самолёта постепенно стихает, и вот уже самолёт медленно качнулся назад. Вот и очередная посадка на корабль для кого-то из лётчиков авиагруппы выполнена.
— Поздравляю! Говорят, что ты перешагнул рубеж в 50 посадок? — подошёл ко мне Олег Печка и пожал руку.
Как-то мимо меня прошли подобные подсчёты. Не думал, что так быстро достигну такого рубежа.
— Спасибо. Ты будто меньше выполнил?
— Смеёшься? Сегодня только 20ю сделал. Это ты у нас не вылезаешь из кабины. Звезду Героя ещё не пророчат?
— Уже столько раз обещали, что быстрее самому себе сделать, — ответил я.
Поговорив с Олегом, принялся расписываться в журнале, попутно отвечая на вопросы инженеров. Их интересовало всё — от работы органов управления до яркости экранов.
— Лампы включения форсажа мигали, когда горку начали делать. Надо посмотреть, что не так, — предложил я.
— Это же самый первый борт. На нём тренировались, так сказать, — улыбнулся один из инженеров.
— Ну, правда, Сергеевич! Помнишь, как его Белкин «гадким утёнком» называл, — поддержал его коллега, поправляя спортивную кофту.
Сегодня не самый тёплый день за время командировки. В мокром от пота комбинезоне становится некомфортно на ветру.
— Не на этом ли борту мы совершили первую посадку на палубу? И сколько он вообще совершил уже касаний и зацепов? Всё выдержал. Так что, этот самолёт надо уважать, — сказал я и похлопал 311 борт по фюзеляжу в районе кабины.
— Посмотрим, Сергеевич. Но думаю, там проблема в табло.
— Дадите потом объективный контроль. Я посмотрю.
— Хорошо.
Мимо нас прорулил на стоянку Су-27К с поднятым фонарём. В кабине сидел Ветров. Он всех поприветствовал, подняв тормозной щиток. Приветливо помахав ему, я остановил свой взгляд на киле самолёта. Очень знакомая эмблема.
— Когда успели нанести рисунки? — спросил я, указывая на эмблему пикирующего орла.
— Недавно. Это Паша Ветров уговорил Апакидзе. Долго за ним ходил. Всё показывал рисунок. А потом ещё один донимать стал. Но у того фантазия сподвигла нарисовать тигра, — улыбнулся один из инженеров.