Авиатор: назад в СССР 5
Шрифт:
Ох, я бы сейчас ему ответил! Почему же на нас выпало, что эти ребятки приехали в наш полк, а не куда-нибудь в Хост, где духи буквально тебе «будь здоров» со всех сторон, когда ты чихнёшь?
— Вы, товарищи офицеры, хотите и войну выиграть, и по закону воевать, — ответил Бажанян. — Не получится так и получаться не будет. Почему же мы не получили сведений о засаде? Вы доводили, что по данным разведки, противодействия там не будет.
— Не надо сейчас искать виновных, — замахал руками генерал. Сам-то он чем сейчас занимается, поросёнок песочный?
— А вот вы мне
С каждым своим новым вопросом Хреков всё больше рискует не улететь с этой базы. Насколько нужно быть придурком, чтобы предъявлять такие претензии Бажаняну?
— Если вы спрашиваете напрямую, товарищ генерал, то о засаде я не знал. На то она и засада, — спокойно сказал Бажанян и сделал пару шагов из строя в направлении генерала. — А вот почему в нашем залёте не участвовали вертолёты, которые должны были дежурить в воздухе на такой вот случай, это уже ваше упущение, — тихо произнёс Араратович.
— Я это учту при написании рапорта на вас всех. Я увидел здесь достаточно, чтобы о вашем полку сделать вывод. Свободны! — заявил Хреков.
Пожалуй, это самая грамотная мысль генерала за целый день.
Отдыхать нам, естественно, никто не дал. Не успели мы зайти в класс, как снова поступила команда на взлёт. И так весь день. Цели были в окрестностях того самого ущелья на стыке Хазары и Панджшера. Разрозненные группы моджахедов продолжали сопротивляться, пытаясь вырваться из плотного кольца, которое устроили им бойцы из 346го десантного полка. А вот о судьбе парней из батальона, который оказался зажатым в ущелье, новостей не было.
Очередная моя посадка сегодня. Снова прохожу контрольную точку аэродрома на высоте 4500, запрашиваю снижение и заход по крутой глиссаде.
— Окаб, 212й, заход, — буднично и без каких-либо эмоций запросил я.
— 212й, разрешил заход, контроль за скоростью, шасси, механизацией, — сказал уставший руководитель полётами, который наверняка сегодня не смог даже отойти по нужде за целый день.
Перевёл двигатель на режим малого газа, переворот и пошёл снижаться по спирали. Контролирую скорость и направление, чтобы не уйти далеко от полосы. Серая полоска ВПП всё ближе и ближе. Можно уже разглядеть ремонтируемые недавно участки, которые пятнами усыпали всю полосу.
Прохожу ближний привод, выравниваю самолёт, но скорость большая. Проспал с выравниванием немного. Касание! И пошла непонятная вибрация.
— 212й, не тормози! — крикнул мне руководитель. — Стойка левая дымит!
Ну, всё! Вибрация продолжается, а до конца полосы не так уж и много. По скорости ещё нельзя выпускать тормозной парашют.
Самолёт резко понесло влево, но педалями сумел его удержать на полосе. Скорость выпуска парашюта расчётная. Нажал кнопку и… выпуск! Чувствуется начало торможения.
— Оба наполнились! Успеваешь затормозить, — подсказал мне руководитель полётами. — Срулить с полосы получится, 212й?
Практически полностью затормозив, я сбросил напротив подборщиков
— Окаб, 212й, у меня пневматик, кажется, полностью разлетелся, — сказал я.
— Наблюдаю, 212й. Выключайтесь на полосе.
— 212й, Окаб, понял вас. Я почти на грунте, так что заходящим не помешаю. Спасибо за руководство.
Выпрыгнув из обесточенного самолёта, я осмотрел левую стойку. Ничего критичного нет. Стойка целая и невредимая. Проблема вся в пневматике, который полностью отсутствовал. Позади самолёта и по всей полосе разбросаны его тёмные куски.
Главное, что самолёт цел и задача выполнена. А будут ли меня наказывать, решат на разборе. Хотя, при таких температурах и такой интенсивности использования техники, я ещё хорошо отделался.
А, возможно, и не совсем. Пока техники меняли колесо, чтобы можно было докатить самолёт до стоянки, на посадку зашёл Ан-26РТ. Это, похоже, тот самый, который сегодня работал вместе с нами. Значит, к нам пожаловал ещё один начальник. Как раз сейчас Хреков и доложит о нашем «плохом» поведении.
Стараниями техников, меня очень быстро доставили к «высотке». В классе уже собрался весь лётный состав нашей эскадрильи в ожидании прихода ещё одного генерала. И вскоре на пороге появился высокий с большой залысиной человек. Никому из собравшихся, как я понял, он не был известен, поскольку никто даже не дёрнулся встать. Да и как тут определить его звание, если этот дядя в камуфлированном комбинезоне без погон.
— Добрый день, братья-славяне, — пробасил гость и прошёл к столу рядом с доской.
— Ээм… не могли бы вы представиться? — задал вопрос Бажанян.
— Само собой. Полковник Павлов Виталий Егорович, командир 50го смешанного авиационного полка. Вставать не надо. Поговорим сидя.
Когда Виталий Егорович занял своё место, он принялся выкладывать из своего портфеля какие-то документы, фотоснимки местности и какие-то схемы.
И если я снова хорошо помню историю, а это именно так, то передо мной очередная легенда нашей авиации. Виталий Егорович Павлов — будущий генерал-полковник, первый и единственный командующий Армейской Авиацией Сухопутных Войск. О его мужестве, решительности и командирских качествах можно рассказывать очень долго. В 1983 году за успешное выполнение задания по оказанию интернациональной помощи Афганистану и проявленные при этом мужество и героизм, ему присвоено звание Героя Советского Союза.
Кажется, приезд Виталия Егоровича сегодня неслучаен. Через год он должен будет командовать авиацией в Панджшерском ущелье. Но не рано ли он прибыл к нам?
— Сегодня я руководил действиями авиации в районе Хазары. Скажу честно — нам есть над чем работать. Товарищ подполковник, возьмите эти данные на завтрашний лётный день, — обратился он к Бажаняну и передал ему документы. — Как ваш командир?
— Убыл в медсанбат. На своих ногах, — ответил ему Гусько.
— Значит, всё хорошо. А кто так руководил налётом в районе Кундуза?