Авиньонские барышни
Шрифт:
— А армия?..
— Я использую французскую военную реформу, чтобы избежать мятежей, военных переворотов и прочей смуты.
Архаичные слова (такие, как «смута») очень украшали его и без того богатую речь писателя-республиканца.
— Смертная казнь — это…
— Я написал статью против нее, где, как мне кажется, досконально все объяснил, но мало кто с этой статьей знаком.
— Свободная любовь, на мой взгляд…
— Это личное дело каждого. Я женат законным браком на Лолите.
— А правые? В Испании…
— Они представлены в правительстве.
— А гражданская война, дон Мануэль…
— Я бы никогда не начал гражданскую войну.
И дон Мануэль уехал на своей огромной служебной машине, черной и блестящей, как министерский ботинок, и увез с собой тетушку Альгадефину, чтобы еще поработать вечером.
Луиса Гонзагу должны были казнить через повешение, как и предвещала одна из сестер Каравагио:
— Самое милое дело — виселица.
Казнь приводили в исполнение во дворе мадридской тюрьмы на рассвете, и присутствовали только мы (заинтересованные лица) да горстка лавочников, живущих поблизости и привыкших вставать рано.
Июльское солнце, только что проснувшееся, наверняка посланное самим Богом, весело заливало круглый каменный двор. Вовсю распевали птицы. В стороне от нас стояли несколько человек в черном — семья Луиса Гонзаги, перерезавшего шею кузины Микаэлы, девушки с яркими, как звезды, голубыми глазами.
У стены высился помост с виселицей, большой, деревянный, чем-то похожий на французскую гильотину. Гильотина с веревкой.
Чуть поодаль я заметил презренную гарроту, которая почти уже не использовалась со времен Ларры [88] , видевшего ее в действии на площади Себада [89] , когда казнили какого-то вора. Потом все больше применяли виселицу, возможно, тут повлиял североамериканский суд Линча. Есть еще расстрел, производимый расчетом солдат, но это — для более серьезных, государственных преступников. Например, для Галана и Гарсиа Эрнандеса [90] . В мятеже, поднятом ими в Хаке, погиб папа, и с тех пор мама, овдовев, посвятит себя мне, а тетушка Альгадефина ей всячески в этом поможет. Прадед знал, да, но дедушке Кайо и бабушке Элоисе так никогда и не сказали, что папа умер, бунтуя против закона, короля и религии. Они бы этого не перенесли.
88
Мариано Хосе де Ларра-и-Санчес де Кастро (1809–1837) — испанский поэт, прозаик, публицист.
89
Одна из мадридских площадей, на которой вплоть до начала XIX в. совершались публичные казни.
90
Фермин Галан Родригес (1899–1930) и Анхель Гарсиа Эрнандес (1900–1930) — организаторы и руководители восстания военного гарнизона г. Хака в декабре 1930 г. против монархии Альфонса XIII. После подавления восстания расстреляны по приговору военного трибунала.
Луис Гонзага вышел во двор, и мы не узнали его, это был не Луис Гонзага, а какой-то высохший незнакомец, которого вели священники и военные. Мама и тетушка Альгадефина не хотели, чтобы я шел это смотреть, но остальные птички тянули меня, и я объяснял двум моим матерям, что собираюсь стать писателем, а писатель должен знать жизнь. Все решилось, когда к нам пришел Бароха и сказал, что он молодым видел три повешения и этих впечатлений ему хватило на всю жизнь.
Благодаря авторитету Барохи, которого я ненавидел за плохую прозу, я присутствовал на казни Луиса Гонзаги. Вот за что я благодарен дону Пио.
На голове у Луиса Гонзаги был венок из испанского дрока.
91
Крендельки, поджариваемые в масле.
С годами я так и не разуверился в правильности этого простого принципа.
В лавку, торгующую чуррос, набилось много народа, пришедшего с казни, мы в аристократическом черном трауре смешались с ремесленниками в голубых блузах, а в это самое время ярко-голубые, похожие на звезды, глаза Микаэлы, жертвы преступления, и ее стройную, как у греческой статуи, грудь пожирали какие-то твари на Сакраментал де Сан Хусто [92] , где покоился также и Ларра, я это точно знал. И вдруг в лавку, потемневшую от времени и высветленную рассветом, и от этого казавшуюся мне просто прекрасной, вошла Мария Луиса, неся лучи солнца в своих апельсиновых волосах.
92
Кладбище в Мадриде.
— Я знаю, что сегодня казнили это чудовище, и я хотела прийти, но опоздала.
Стайка дружно от нее отпорхнула, и только прадед дон Мартин угостил ее виноградным соком и крендельками. Марию Луису погубила любовь к Мачакито, и предложить ей анисовой водки было бы глупо и жестоко.
Мадрид в районе тюрьмы, залитый солнцем, желто-красный, излучал счастье. С ней никто не простился, за исключением дона Мартина: «Я отвезу тебя, куда скажешь, Мария Луиса». И на своей двуколке он отвез ее в пансион на улице Хакометресо, тот самый, где Ганивет подхватил сифилис от какой-то негритянки.
Дон Мартин привязал лошадь у входа и поднялся с Марией Луисой в ее комнату. Дон Мартин Мартинес, прадед, не снимая плисовых кальсон, и Мария Луиса, самая распутная из всех птичек стайки, сладко совокупились на ее незастеленной прохладной постели, основательно и со знанием дела. Затем они заказали в комнату завтрак с круассанами, двойным кофе, омлетом и анисовой водкой.
Мария Луиса, умиротворенная post coitum [93] , рассказала дону Мартину свою историю:
93
После соития (лат.).
— После того как меня оставил Мачакито, я хотела укрыться дома, подальше от мира и мужчин, но зять, национал-католик, пользуясь тем, что моя сестра слегла, всячески меня домогался. Когда он наконец понял, что я не дамся, он объявил меня падшей женщиной, паршивой овцой и повсюду кричал, что я подаю дурной пример его детям и живу за счет семьи, то есть за его счет, а он зарабатывал на вполне достойном, по его словам, издании католического толка, которое, честно сказать, очень плохо продавалось. Тогда я собрала свои вещи и ушла из дома, не попрощавшись. Я начала с «Ритца», потом был «Палас», а теперь работаю в «Чикоте» [94] .
94
Бар «Музей Чикоте», расположенный на улице Гран Виа, открытый в 1931 г. известным барменом из отеля «Ритц» Перико Чикоте (1899–1977), стал символом целой эпохи, культурной ценностью и известным местом отдыха ночного Мадрида на протяжении большей части XX в.