Аврора

Соловьев Михаил

— А какой у меня доход? — удивилась Ирэн.

— Пока тысячу двести рублей годового.

— А у вас?

— Пять тысяч, ну так я и в должности, простите, несколько другой состою, чем вы пока будете.

— А что можно на тысячу двести рублей? — заинтересовалась Ирэн.

— Многое, — улыбался собеседник, — Я еще проведу вас по финансам так, что случись со мною что, за вами пять лет оно сохранится. Кстати, а кого мы следующего спасать будем? — задал как бы между делом вопрос Зубатов.

Ирэн чувствовала

его напряженность, и поняла, как важен сейчас ее ответ.

«Еще бы, — усмехнулась она, — В плане информации я золотая жила, эх, архив бы мой из «Авроры» сюда».

Неожиданно память услужливо подсказала ей, что во время перехода она уселась именно на стопку старых бумаг и папок своего исторического прошлого, что перетащила на работу во время очередного ремонта.

Выходило, что когда переход состоялся, Ирэн продолжала на чем-то удобно сидеть.

«Неужели, бумаги перешли со мною сюда лишь потому, что я на них устроилась? — задумалась Ирэн, — Хотя почему нет? Перешла же одежда. Вполне вероятно…»

Время для ответа прошло, и Зубатов, не подавая виду, наливал чаю в стаканы.

— Кстати, — повернулся он к девушке, — Желаете, чтобы я вас сопровождал по магазинам?

— Конечно, — встрепенулась Ирэн, — Я же не понимаю пока ничего. Сергей Васильевич, миленький, мне же домой надо. — Продолжила она, — Какая мне служба? Какие доходы? Не мой это мир.

— Ну, так мы же с вами решили: сегодня же беседуем с Михаилом Михайловичем и начистоту.

Была в его голосе струнка, что не очень-то нравилась Ирэн.

«Не отпустит, — поняла она, — Надо что-то делать…» — Сергей Васильевич, — начала девушка, — Следующее, что я знаю, — это убийство Уфимского губернатора. Убьют его в городском парке 6 мая. Какой-тот эсер. Приговор боевой группы за расстрел рабочих на демонстрации в марте. По-моему в Златоусте. Было такое?

— Златоуст говорите, — провернулся на месте Зубатов, — Было-было. Что-то там по трудовым делам спорили. Значит, говорите, боевая группа?

— Все что помню, — развела руками Ирэн, — Мне бы на ту сторону, я бы вам такой архив принесла через пару дней. Домой надо, у меня же там родители.

— Понимаю-понимаю, — кивал головой Зубатов, — Решим-решим, может и прямо сегодня после приема. Значит Модест Иванович? — хищно проговорил он себе под нос.

— Кто?

— Ну, Богданович Модест Иванович, губернатор Уфимский.

— Точно Богданович, — вспомнила фамилию Ирэн, — Точно он…

— А вы говорите, — улыбался каким-то мыслям Зубатов, — Мы с вами, Ироида Семеновна, таких дел еще навертим.

— Только я не помню многого, — проговорила Ирэн еще раз.

— Сегодня-сегодня, — пушил усы Зубатов, — Все сегодня. Эх, и поработаем! Скажите, сударыня, а вернетесь ли вы, если я отпущу вас под честное слово? — неожиданно поинтересовался он.

— Что под честное слово,

что так, — растерялась вопросу Ирэн.

— Ну и прекрасно, — поднялся собеседник, — Едемте за покупками, или желаете все-таки ванну в нумерах перед поездкой принять?

«Хорошо, — нежилась в горячей воде Ирэн, — Бог с ним с душем. Действительно ненужная забава со странностями. Надо же, как здесь хорошо».

Где-то в комнате покоились покупки.

Впереди было еще два часа, чтобы привести себя в порядок.

Прислуга, чтобы одеться, заказана. «Нумер», как называл гостиницу Зубатов — оплачен.

Оказалось, на самом деле многие мелочи стоили сущие копейки. Булавки, заколки, пудра. Парфюмерные новшества начала двадцатого века сначала напугали Ирэн, но Зубатов тихонько ей шепнул:

— Закажете себе в гостинице прислугу в нумер. Помогут, — и добавил что-то хозяйке магазина на французском, — Сказал, чтобы лишнего не ложила, — кивнул он девушке, — Просмотришь, напихают всячины.

Платья, корсеты, нижнее белье.

— Что мадьям прьедпочитает для нащих секрьетов? — шепнула Ирэн хозяйка, — Есть новые вьатные катышьи.

— Пусть будут, — кивнула Ирэн.

— Мадьям не скупьится, — побежала за стойку француженка, — Сьергей Васильевич. Душка. Чащее заходите, чащее…

— Что это вы там взяли? — удивился тот, — Эк понеслась!

— Что-то новое.

— Сейчас крутнет цену, — обеспокоился тот.

— Сергей Васильевич, не надо, это по женской части, — остановила его Ирэн.

— Кхм-кх, — смутился тот, закашлявшись снова.

«Забавно, какие они тут скромные, — удивилась Ирэн, — Интересно, а что тут в постели можно, а что нет?» — задалась она неожиданным вопросом.

Действительно, житейский уклад дореволюционной России «попахивал нафталином». Чувства и взгляды были искренними, но оставалась и пикантная недоговоренность, от которой веяло тайной.

«Ладно, — повернулась в ванне на живот Ирэн и всплеснула воду ногами, — Главное сейчас не уснуть и быть готовой ко времени».

Незаметно для себя девушка уже приноравливалась к речи прошлого столетия, начиная мыслить старыми оборотами.

— Сударыня, — приоткрылась дверь, — Через десять минут не начнем собираться, никак не успеем.

— Думаешь? — булькнула от неожиданности Ирэн.

— Никак! — подтвердила гостиничная служанка, — Я уж все приготовила: корсеты расшнуровала. Пудра. Румяна. Еще и прическу делать.

— Иду, — фыркнула Ирэн и поняла, — «Один плюс — теперь уж точно не засну».

Служанка своего недоумения незнанию девушки не выказывала, хотя после первых минут наряжаний смотрела на нее удивленно.

«Че пялишься?», — про себя ворчала Ирэн, понимая: выглядит она для женщины этого времени полной неумехой вроде девочки-подростка.