Аврора
Шрифт:
— Забрав с собой жену? — пожелала уточнения Аврора.
— Успокойтесь, ни в коем случае! Туда он вообще никогда ее не берет. Это его тайный сад. Тем временем Анна София все устроила: выдала Кессель за бригадного генерала из славного рода Гаутвиц — весьма почетная партия! Достойный человек, да еще житель Виттенберга. Кессель была удалена с глаз долой. Не уверена, что наш курфюрст сильно о ней сожалел. А потом появились вы, и прошлое кануло в Лету... Похоже, благодаря вам избавление даровано и мне: с насморком покончено! Мне гораздо лучше. Вы попросту колдунья!
— Не говорите глупостей, это все целебные пары под полотенцем! Вернемся к мерзкому письму: что вы о
— То же, что и о первом письме: его надо отправить прямиком в огонь, где ему самое место.
— А я в этом не уверена... Похоже, автор — человек весьма осведомленный. Начать с того, что... что вчера он действительно не пришел.
— Не делайте из мухи слона! Об этом нетрудно было догадаться. Даже я, не покидавшая эту постель, знаю об этом. Или вы будете утверждать, что не знали о пире во дворце в честь нашей принцессы?
— ...где мне не нашлось места... Разумеется, я была об этом осведомлена, но разве увеселения продолжались до самого утра? А даже если и так, ему уже случалось радовать меня своим появлением на заре. Он часто говорил мне, что день не будет удачным, если не начать его с любви...
Елизавета вылезла из-под одеяла и сочувственно обняла подругу.
— Неужели это первая ночь, которую вы провели врозь? Разве он спешил к вам даже тогда, когда после обильных возлияний не мог добраться до своей постели без помощи слуг? Я видела его в таком состоянии собственными глазами! Надо сказать, бранденбургцы — редкие любители хмельного зелья, и наш Фридрих Август от них не отстает... Так что довольно терзаний! Лучше посмотрите на себя в зеркало, это самое прекрасное лекарство, которое я могу вам посоветовать. Фридрих Август от вас без ума и непременно напомнит вам об этом еще до захода солнца.
— Для этого солнцу надо сначала взойти. За окном снег...
Глава XI
Новости из Целле
Фридрих Август уехал в Лейпциг, и Аврора заскучала. Впервые он отлучился без нее, сославшись на отвратительную погоду и ужасное состояние дорог.
— Вам будет гораздо лучше дома, в тепле, — сказал он на прощание, обнимая ее. — Да и мне будет спокойнее...
Спокойнее или свободнее? Второе слово звучало грубее, но Авроре не понравилось и первое. До сих пор ни о каком спокойствии не шло и речи. Ветер, гроза, буря, ураган — да! Таков был нормальный климат для этой пары — страсть, прерываемая порой сумасшедшим смехом, благо что у обоих было развито чувство юмора (у курфюрста, правда, попроще, чем у его возлюбленной). Но только не спокойствие — нет, тысячу раз нет! Зная, до какой степени он не выносит, когда ему противоречат, она не посмела спорить, как ей этого ни хотелось... С чисто мужским легкомыслием курфюрст посоветовал ей отдыхать, стараться не выходить из дома по вечерам, разве что вместе с сестрой, не устраивать в его отсутствие танцев и пиров... На это она не могла не отреагировать: он зашел слишком далеко.
— Хотите заточить меня в монастырь? Я не больна и не вижу причин для затворничества.
— Конечно, конечно, просто не хочется, чтобы без меня вы блистали в свете. Вы бы представали там во всей красе, а уж я знаю, как много тех, кто спит и видит, как бы с вами сблизиться! Обещайте мне быть умницей и думать только обо мне! Мне необходимо ощущать ваше присутствие рядом со мной даже на расстоянии. — Он хотел поцеловать возлюбленную, но та отстранилась.
— Почему тогда вы не берете меня с собой? — задала логичный вопрос Аврора.
— Я уже перечислил причины, — миролюбиво ответил Фридрих Август. — Не
С тем он и отбыл, оставив девушку в растерянности: к его ревности — никак иначе это нельзя было назвать! — примешивалось острое собственническое чувство. Ей стало еще хуже, когда она узнала о его приказе ее привратнику: ни одному мужчине, за исключением поставщиков, не разрешалось приближаться к графине Кенигсмарк вплоть до его возвращения!
— Еще бы надел на меня пояс целомудрия! — заявила она Елизавете, вызвав у той приступ хохота.
— Такая острая ревность должна вам льстить! Так он отдает должное вашей красоте. Что верно, то верно: ваша любовь достигла потрясающего накала. Понятно, что он не пожелал показывать вас на этой вечной ярмарке под названием «Лейпциг»!
— Невероятно! Я склонна думать, что он всерьез возомнил себя султаном, которого разыгрывал в Морицбурге, когда, по традиции хозяев гаремов, бросил мне платок. Что же, мне теперь жить взаперти, в обществе других женщин, среди которых он будет каждый вечер выбирать себе любовницу на ночь?
— Даже если его посещали такие мысли, он никогда до этого не дойдет. Не забывайте, что имеете дело с христианином! Так что не сердитесь, а лучше с улыбкой примите его каприз. Потом вы оба над этим посмеетесь. Не на десять же лет он уехал из города!
— Мне как-то не до смеха...
Прошло всего два дня, и Аврора заскучала, как ни старалась Фатима, использовавшая вынужденный отдых госпожи, чтобы почаще устраивать ей ванны, длительный массаж и прочие виды ухода за телом, практикуемые как раз в гаремах, которых та так боялась.
— Когда господин вернется, он должен увидеть, что за время его отсутствия ты стала еще красивее и желаннее... Гони дурные мысли и позволь своему телу расцвести, как роза, раскрыться, источать свои ароматы. Этим ты пленишь его еще сильнее...
Слышать это было отрадно, как ни сопротивлялся этим словам разум Авроры. Фатима была права, утверждая, что свободное время надо использовать с пользой. При курфюрсте Аврора всегда должна была быть готова следовать за ним в любое время дня и ночи. Поэтому сейчас она уступила уговорам, заполняя свой досуг чтением книг, сочинением стихов — а это получалось у нее замечательно! — и игрой в шахматы с Елизаветой, которой она предложила испытать на себе мастерство искусной турчанки.
Как-то вечером, через неделю после отъезда курфюрста, когда Аврора уже собиралась лечь спать, у двери зазвенел колокольчик. Подойдя к окну, чтобы посмотреть, кто это, она увидела в свете поднятого привратником фонаря только что спешившегося всадника. Судя по его дорожным сумкам и широкой мантии, покрывавшей конский круп, он прискакал издалека. Она наблюдала, как он препирается с привратником Иоахимом, который отказывался согласно полученному приказанию его впускать: сказано же было, никаких мужчин, тем более на ночь глядя! Тем не менее что-то в облике гостя показалось Авроре знакомым. Когда дверь уже готова была захлопнуться, нежданный гость вдруг запел арию из «Орфея» [11] , и Аврора не выдержала. Открыв окно, она крикнула:
11
«Орфей» — самая известная опера Клаудио Монтеверди. (Прим. ред.)