Австралийские этюды Полет бумеранга

Дроздов Николай Николаевич

Впрочем, с 1905 года утконосы находятся под полной охраной государства и с тех пор уже довольно успешно размножились. Встречаются они до высоты 1650 метров над уровнем моря. Больше всего их на Тасмании. Там утконосов встречают даже в пригородах столицы — города Хобарта. Зоолог Шарлэнд считает, что замысловатые лабиринты утконосов с гнездовыми камерами можно найти даже под улицами предместий. Но не надо думать, что любому прогуливающемуся дачнику так просто увидеть утконоса — нельзя забывать, что это весьма осторожное животное, ведущее преимущественно ночной образ жизни.

Еще шире распространена ехидна. Я бы даже сказал, что это одно из наиболее многочисленных диких животных Австралии. То и дело я находил их задавленными на шоссейных дорогах.

Я не уверен в том, что благополучие с

этими животными целиком связано с законом об охране эндемичной фауны. Я поездил по Австралии, и у меня создалось впечатление, что эти законы не слишком-то строго соблюдаются… Здесь любой человек имеет право купить себе в магазине ружье и, отъехав на пять миль от городской черты, палить во что ему вздумается. Дело просто в том, что у ехидны и утконоса есть некоторые преимущества перед другими животными: у них никуда не годная шкура, которую никому нельзя продать, в них слишком мало мяса, и оно не очень вкусное; ну и, конечно, их скрытный, ночной образ жизни. Но самым решающим моментом все же надо считать то, что даже самому вздорному и необразованному фермеру не придет в голову заподозрить этих зверей в том, что они убивают ягнят или поедают овечий корм.

Ведь тем животным, которым в Австралии припишут подобные прегрешения, не поможет никакой закон об охране природы.

Глава девятая

О том, как верблюды завоевали Австралию

^{«Золотая лихорадка» на Пятом континенте. — Великие открыватели Австралии, которых надо знать. — Как важно оставить зарубку на дереве. — В живых остался один. — Верблюду австралийцы обязаны поставить памятник}

Что это? Лошадь в самом сердце неисследованной Внутренней Австралии? Велико же было удивление Альфреда Уильяма Хоуита, отправившегося на поиски пропавшей экспедиции Берка, когда он сначала обнаружил на песке следы копыт, а затем увидел и лошадь, самую настоящую домашнюю лошадь, пасущуюся посреди необитаемых степей. Да, это была целая сенсация, немало тогда всех взбудоражившая.

Река Куперс-Крик, пересекающая границу между нынешними штатами Южная Австралия и Квинсленд, — река обманная, и доверять ей нельзя. Берега ее прельщают путника зеленью трав и высоких молчаливых эвкалиптов, разглядывающих свое отражение в водном зеркале, однако и вода и зелень здесь недолговечны. Вода наполняет русло только в сезон дождей, а затем исчезает, растворяется в вечно жаждущей влаги раскаленной каменисто-песчаной пустыне Внутренней Австралии. В засушливый сезон от всей реки остается лишь несколько жалких бочажков. А покинутые ею печальные берега до самого горизонта уходят в бесконечную, безотрадную и безжалостную пустыню. Пустыню без конца и края.

Трех человек потеряла экспедиция Роберта О’Харра Берка в своем отчаянном стремлении оторваться от русла Куперс-Крика, и еще четырех пришлось закопать в рыхлый песок во время шестидесятитрехдневного перехода от реки Дарлинг к Куперс-Крику, который совершил Вильям Райт, надеясь оказать помощь авангарду этой экспедиции.

А несколько позднее туда же направился и Хоуит, который, достигнув условленного места на Куперс-Крике, должен был дать знать в Мельбурн, удалось ли ему обнаружить какие-либо следы экспедиции Берка. Для связи с Мельбурном были захвачены четыре почтовых голубя, которые вместе со всеми проделали тяжелый, утомительный путь в несколько сот километров в деревянных ящиках, прикрепленных к седлам верблюдов.

Но когда Хоуит достал голубей из ящиков, оказалось, что дорогой они сильно обтрепали рулевые перья и лететь не в состоянии. Тогда ему пришла в голову блестящая идея. Подстрелив нескольких диких голубей, он выдернул у них хвостовые перья, надрезал у основания и, обмакнув в расплавленный воск, надел на стержни обтрепанных перьев своих мельбурнских голубей.

Против всяких ожиданий эксперимент удался наилучшим образом. «Починенные» столь необычным способом «почтальоны» уже на следующее утро были готовы к отлету. Каждому голубю прикрепили к лапке металлическую гильзу с запиской и отпустили на волю. Только они взмыли кверху, как

с голубых небес, откуда ни возьмись, на них ринулось несколько больших соколов. Но хищникам удалось поймать и задушить лишь одного голубя. Два других стремглав умчались прочь, а четвертый спасся, спикировав неподалеку в крону дерева. Его нашли еле живым от страха под кустом. Он затаился там чуть дыша, потому что вблизи сидел подкарауливающий его сокол. Этот голубь был так напуган, что впоследствии вообще перестал летать и, когда его подбрасывали кверху, тотчас же опускался на ближайшее дерево. Так и не удалось заставить его улететь домой.

А одиноко пасущуюся лошадь Хоуиту хотя не без труда, но все же удалось изловить. Она оказалась достаточно хорошо упитанной, но сильно одичавшей. Позже выяснилось, что у нее сломано ребро (по-видимому, от удара бумеранга или дубины), а во время ловли ее снова поранили, так что, к сожалению, она вскоре издохла.

Это была та самая лошадь, которая 16 лет назад сбежала от путешествовавшего здесь исследователя Внутренней Австралии Чарлза Стерта. А ведь лошади, как и люди, — существа стадные, нуждающиеся в общении со своими сородичами. Поэтому можно себе представить, как тягостно проходили для нее эти бесконечные годы молчаливого одиночества. Блуждая по пыльно-зеленой долине Куперс-Крика, окруженной со всех сторон бескрайней пустыней, она, должно быть, с тоской следила за весенним перелетом черно-белых пеликанов и цапель, за стаями галдящих розовых какаду, летящих с севера на юг. Этот весенний пролет происходит здесь в октябре. А в мае, к началу зимы, когда наконец начинаются благодатные дожди, все эти птицы появляются снова, но теперь уже летят в обратном направлении — с юга на север. И так год за годом. Шестнадцать долгих лет эта одинокая, одичавшая лошадь не видела ни других лошадей, ни белых людей. Так во всяком случае можно было предположить.

А появилась она здесь вот каким образом. Богобоязненный Чарлз Стерт, сын британского судьи, родившийся в 1795 году в Индии, задумал пересечь Австралию. В 1844 году он вышел из столицы Южной Австралии Аделаиды и направился прямиком на север. Его сопровождало 12 человек, 11 лошадей с телегами, 30 волов и 200 овец. Он вез с собой и парусную лодку, поскольку надеялся открыть в Центральной Австралии огромное озеро, о котором тогда шло много разных толков.

Здесь, возле Куперс-Крика, ему пришлось пережидать ужасно засушливое лето. В это время (с декабря по февраль) среднемесячная температура достигала 40 градусов в тени. Сушь была такая, что из рассохшихся ящиков выпадали все шурупы, роговые гребни и рукоятки инструментов расщеплялись на мелкие пластиночки, из карандашей вываливались грифели, волосы на головах людей и шерсть на овцах переставали расти, а ногти делались ломкими, как стекло. Мука потеряла восемь процентов своего веса, а другие продукты теряли еще больше. Писать и рисовать стало почти невозможно, потому что чернила в ручках и краска на кисточках мгновенно пересыхали.

Когда жара несколько спадала, Стерт вместе со своим молодым помощником Джозефом Каулем делал упорные попытки проникнуть на север, в глубь континента. Им удалось пересечь страшную пустыню Симпсон и проникнуть в местность, расположенную северо-западнее популярного ныне курорта Алис-Спрингс. Для экономии воды они стали делать свои вылазки из основного лагеря пешком, ведя за собой только одну-единственную лошадь с повозкой, в которой находился запас провианта и воды. На своем пути они на определенном расстоянии оставляли канистры с водой, чтобы иметь возможность воспользоваться ими при возвращении.

«Я был вынужден ограничить порцию воды для лошади двадцатью семью литрами, — пишет в своем дневнике Ч. Стерт, — хотя она привыкла выпивать от 110 до 135 литров и, следовательно, такого небольшого количества ей явно не хватало. Мы прошли не очень много миль, когда животное стало проявлять явные признаки полного изнеможения, теперь лошадь больше спотыкалась, чем шла. А кругом ничто не менялось: до самого горизонта все тот же песок и колючее растение спинифекс. Мне кажется удивительным, что такой однообразный ландшафт может тянуться так бесконечно долго и без малейшего изменения. Мы с Джозефом прошагали весь день, наши ноги были все исколоты колючками спинифекса, но я все-таки не сделал бы привала, если бы наша бедная лошадь Панч чувствовала себя не так плохо. Мы пришли к выводу, что тащить и дальше за собой повозку означает неминуемую гибель верного Панча.