Австралийские рассказы

Маршалл Алан

Здесь повсюду царил хаос, и некую последовательность можно было обнаружить только в полном отсутствии длинных кряжей, пологих склонов, плоскогорий и равнин. Здесь взгляд тщетно искал близких или дальних очертаний на фоне неба: от линии горизонта до зенита все небо застилала густая листва с редкими просветами, сквозь которые оно едва проглядывало. На плодородной красноземной почве буйно разрослись кусты и деревья; земля скрывалась под спутанными стелющимися побегами куманики, высоким орляком и жесткой густой травой; кое-где их вытесняли заросли кизила, рябины, древовидного папоротника или какого-нибудь безыменного кустарника. Над всем этим высилась колоннада могучих эвкалиптов.

Хотя местность была неописуемо изрезана, почти нигде нельзя было заметить ни старых, ни свежих выходов скальных пород; кое-где сквозь густые заросли проглядывали остроконечные гребни сланца, выветренные плиты песчаника или базальтовые жилы; но, несмотря на крутизну утесов, отсутствие скальных пород и обилие растительности было отличительной особенностью этой местности.

Эта природа, полная дикого первобытного величия, заворожила молодого золотоискателя. Он с упоением преодолевал возникавшие на каждом шагу преграды, но блаженное чувство свободы и восторг открывателя неизведанных краев не затмили манящего сверкания золота. Взбирался ли он по крутым уступам, прокладывал ли дорогу сквозь заросли гигантского папоротника, проползал ли под преграждавшими путь стволами полуистлевших деревьев, пролежавших здесь полвека, его зоркий глаз отмечал каждую геологическую особенность обнаженных участков земли.

Так он шел до самого вечера, сделав лишь короткий привал в полдень.

При свете костра, у самой воды, Сэм, утолив голод, скинул сапоги, закурил трубку, протянул ноги к огню и предался своему вечернему священнодействию. Из внутреннего кармана холщовой куртки он вытащил аккуратно завернутый в пергамент плоский пакетик. Под пергаментом оказалось еще несколько бумажных оберток, и наконец на свет появился его талисман, его фетиш — ну, словом, фотография женщины, чью родственную связь с Сэмом не удалось бы обнаружить до времен древней гептархии. Скорее их объединяло нечто другое — таинственное родство противоположностей, поскольку, с точки зрения людей возвышенных, их повседневные занятия были так же далеки, как два полюса; она — больничная сестра — возносилась к небесам на крыльях профессионального милосердия, а он — золотоискатель, — добывая металл мамоны, рылся в земле, все больше приближаясь к преисподней. Ибо хотя золотоискатель находчив, смел и никогда не унывает, труд его не приносит ему добра — в прямом смысле, а часто и в переносном.

В лице на фотографии было то, что дороже драгоценных камней (как выразился премудрый царь Соломон).

От античного идеала оно отличалось только высоким лбом. Черты лица были столь безупречно правильны, что в их нежную прелесть вплетался холодок божественной строгости. Тем не менее в них таилась та душевная красота, обладателям которой все на земле, кроме грязного и низменного, кажется прекрасным. Длинная шелковистая прядь волос янтарного оттенка свидетельствовала о том, что Молли Саммерс — блондинка, а не брюнетка.

Насмотревшись вволю на фотографию, Сэм в двадцатый раз внимательно перечитал последнее письмо Молли, в котором сообщалось, что она только что взяла отпуск для того, чтобы удвоить шансы отца на получение льготного земельного надела.

Помолившись своему кумиру, юный нарушитель дня субботнего погрузился в крепкий сон очень здорового и страшно усталого человека.

В понедельник Сэм весь день пробирался по еще более дикой и неприступной местности. Этот край, сплошь покрытый непроходимыми чащами, изрезанный ущельями, преследовал его во сне всю следующую ночь, несмотря на строгое соблюдение вечернего обряда.

Сэм не обнаружил никаких признаков золотоносной жилы или россыпей, хотя нашел следы старых и совсем

недавних безуспешных разведок. За это время он отошел от дома уже на пять-шесть миль.

На третье утро, в день рождества, он перебрался через ручей и продолжал свой путь. Он теперь меньше обращал внимания на своеобразие местности и думал только о своей главной цели. Шаг за шагом, цепляясь за папоротник, корни которого глубоко уходили в землю, тщательно нащупывая, куда поставить ногу, он поднялся футов на сто пятьдесят и очутился на изрезанной трещинами гряде, которая, судя по уходящим вдаль рядам древесных стволов, занимала обширное пространство.

Гряду во всех направлениях пересекали овражки, и кое-где в земле виднелись коричневые кварцевые зерна. Характер кварца свидетельствовал о том, что здесь должно быть золото. Сэм почувствовал, что его странствиям наступил конец, что он у цели. С особой тщательностью разглядывал и обследовал он открытые полосы почвы, пробирался к вывороченным корням каждого упавшего дерева, пытливо всматривался в каждую расщелину на своем пути. Глаза его не отрывались от земли, пока он прокладывал путь сквозь заросли. Лихорадочный восторг ожидаемого открытия переполнял его. Проходить по местам, где еще не ступала нога белого человека, отмечать изменения, вызванные неисчислимыми геологическими эрами, для которых история древнейших народов не более как вчерашний день! Быть первым, ПЕРВЫМ! Он чувствовал себя властелином: многие последуют за ним, но никто не опередил его.

Сэм остановился, чтобы рассмотреть инструменты, прислоненные к растрескавшемуся, полузасыпанному землей бревну. Кирка и лопата — такие же, как у него самого, но изъедены ржавчиной, с потемневшими от сырости рукоятками. Таз для промывки золота, совсем новый, покрыт пятнами ржавчины.

Сэм подумал о рыжебородом золотоискателе, который дважды уходил из Баа в эту сторону, В первый раз незнакомец приобрел снаряжение в лавке, во второй — купил подержанное у местного кузнеца. Лежавшие перед Сэмом инструменты еще не были в употреблении. С острия кирки не сошла черная краска; на гниющей рукоятке лопаты сохранилось фабричное клеймо. Очевидно, они были потеряны. Но, по всей вероятности, именно эта гряда была целью незнакомца.

Сквозь просвет в чаще, примерно в тридцати ярдах, виднелся комель упавшего гигантского дерева, чьи обнажившиеся корни торчали над морем зелени, и Сэму показалось, что черное, ушедшее в землю бревно перед ним было ответвлением распростертого великана. Он положил инструменты, мешок и котелок рядом с найденными заржавленными инструментами; освободившись от ноши, он пошел по бревну к этим корням, около которых, судя по всему, так удобно было произвести разведку. Сделав несколько шагов, он подумал, что надо бы развести костер около вещей, но в пылу нетерпения не пожелал терять времени; чрезмерная уверенность в себе заставила его решиться на риск, и он поспешил вперед.

Пройдя сто футов, он оказался у обуглившегося комля, скрытого в зарослях кизила и рябины. Он ошибся — это было не то дерево. Однако, пробираясь сюда, он заметил изломанную вершину еще одного лесного гиганта — возможно, того самого, которого он искал. Он стал пробираться вдоль ствола, продираясь сквозь оплетавшие его растения, но, добравшись до корней, обнаружил, что они коротки и малоприметны. Однако с этого относительно высокого наблюдательного пункта он снова увидел — или ему показалось, что он увидел, — огромные, выбеленные временем корни, которые пытался найти; опять нырнув в заросли, он пошел к ним напрямик, но так и не обнаружил их. Хуже того — к этому времени он потерял ориентировку и уже не мог определить, где лежат его вещи.