Австралоиды живут в Индии
Шрифт:
Венкайе казалось, что ничего нет страшнее этого танца. Танцоры дергались как будто в конвульсиях, а черты их лиц застыли и были неподвижны. Они не пели и не издавали веселых возгласов. Они двигались молча в своем страшном и печальном танце. Отец сказал Венкайе, что танцоры пугают злых духов, которые хотят утащить душу деда к себе. Танцоры старались напрасно, потому что злой дух еще до смерти сидел в деде и теперь посмеивался, глядя на этот устрашающий погребальный танец. Потом на месте погребения вырыли неглубокую яму и опустили в нее деда лицом вниз, головой на юг. Рядом с ним положили листья «пана», кокосовый орех и медную монету. Отец Венкайи — он был старшим сыном деда - первым бросил три горсти земли на умершего.
Когда
На третий день после похорон Венкайя проснулся от странного звука, который исходил откуда-то из глубины хижины. Звуки напоминали то всхлипывания, то плач. Венкайя долго лежал в темноте, прислушиваясь, и наконец понял, что плакала бабка. Венкайя очень удивился, но потом отец объяснил ему, что у них не было еды, чтобы в этот третий день покормить дух умершего деда. Поэтому бабка и горевала. Духу следовало отнести на могилу рис, лепешки и молоко, которое лили в отверстие на могиле. Всего этого не было не только у них, но и во всей деревне.
– Дед вам этого не простит, — причитала бабка. — Он всегла любил поесть. А вы его оставили голодным. Вот он всем вам теперь покажет.
Отец Венкайи сидел на пороге хижины, угрюмо опустив голову, и ни на кого не смотрел. Мать принялась плакать вместе с бабкой. А потом было еще хуже…
На двадцать первый день после похорон янади освящают хижину умершего, чтобы его дух не беспокоил живущих. В этот день устраивается большой погребальный пир. Освящает хижину жрец, он читает заклинания, известные только ему. Но во всей округе не было ни одного жреца-янади. Последний старый жрец умер несколько лет назад, так и не успев передать свое искусство молодому. Говорили, что остались еще жрецы на острове Срихарикхота, который лежит посреди большого озера. Но остров находился далеко, и туда уже не попасть. Чужой индусский жрец-брамин запросил много денег за освящение. Их не было, и хижина осталась без защиты. В этот вечер зажгли только масляный светильник, около которого сидела бабка. Она горестно раскачивалась перед трепещущим огоньком и тянула какую-то известную только ей одной тоскливую песню без слов. На этот двадцать первый день дух деда остался тоже голодным.
Правда, его пытались ублажить барабанным боем и танцами, но дух отверг такую замену. Он хотел есть и поэтому всю следующую ночь выл над хижиной и хлопал крыльями.
— Все ясно, — заключила бабка. — Дед не попал в Верхнюю страну. Теперь он всю жизнь будет метаться между небом и землей.
И бабка оказалась права. Дух не довольствовался вытьем по ночам. Он стал чинить мелкие пакости. Подставлял под ноги камни в неожиданных местах, притворялся ветром, дул на хижину и однажды чуть ее не разрушил. Путал тропинки в лесу, когда молодой Венкайя отправлялся за кореньями и ягодами. Да разве упомнить все дедовы проделки. Правильно говорил отец: голодный способен на все.
И вот теперь этот ночной концерт. Венкайя снова прислушался. Где-то прокричал петух, и старик облегченно вздохнул. Теперь можно было выйти и посмотреть, что натворил этот неуемный дух. Дрожь постепенно проходила, и Венкайя кряхтя, выполз из хижины. На черном предрассветном небе стояла красная ущербная луна. Венкайя осмотрелся вокруг, но ничего подозрительного не обнаружил. И вдруг где-то снова раздался протяжный вой. Венкайя вздрогнул и инстинктивно прикрыл голову руками.
«Ну, теперь не уйти», — мелькнула мысль. Но через некоторое мгновение испуганным слухом он уловил ритмичное постукивание. «Так это же поезд! — обрадовался Венкайя. — Ну, конечно, поезд. Только поезд так гудит». Каждую ночь перед самым рассветом он слышал стук колес. По этому стуку он определял, скоро ли взойдет солнце. Поезд ему был знаком и понятен. С духом все обстояло сложнее. «Что же с ним делать? — тоскливо подумал Венкайя. — И спросить не у кого. Может быть, богиня надоумит?»
Но
Венкайя тяжело вздохнул и увидел, как начала светлеть полоска неба на востоке. Бог-солнце Сурья кончил свой отдых за горами и теперь просыпался. Венкайя еще раз посмотрел на небо и поплелся к своей хижине. «Только бог Сурья может спасти от злого духа», — размышлял он.
Сурья, духи предков. Духи добрые и злые. Демоны. Богини и боги. Их многочисленные чада и домочадцы. Янади считали, что они населяли джунгли и горы, реки и ручьи. Они были неотъемлемой частью природы. Они формировали образ жизни племени. Той жизни, в которой царили законы и заветы предков. Богам и духам молились, их задабривали, сердились на них, а иногда отвергали. В честь их устраивали шумные праздники с ночными танцами, торжественные жертвоприношения и замысловатые церемонии. Предки удостаивались особого внимания. Для них существовал специальный праздник, когда хижину украшали ароматными цветами и разбивали кокосовые орехи.
Боги и духи были везде: в священном дереве «маргоса» и в акации. Поэтому вокруг этих деревьев янади сооружали каменные платформы. Они были в камнях, в глиняных горшках, в деревянном идоле на острове Срихарикхота, в куске глины, они прятались в фигурках, нарисованных на скалах. Поэтому все это было достойно поклонения. Даже горшок с водой.
И боги не оставались в долгу. Они защищали янади от напастей и болезней, приносили удачу в охоте, вступали в единоборство со злыми духами, гнали косяки рыб в сети, обсыпали кусты сладкими ягодами, вели в места, где были дикий мед и съедобные коренья. Короче говоря, боги старались вовсю, и особенно богини. Могущество последних удачно сочеталось с их трудолюбием. И поэтому матери-богини занимали самое почетное место в своеобразном пантеоне янади.
Самое популярное божество Ченчудевуду. Но единого мнения в отношении пола Ченчудевуду не существовало. Старики утверждали, что это богиня. Молодые считали, что это бог. Но так или иначе, Ченчудевуду всегда заботился (или заботилась) о благосостоянии янади, о росте их семейств и о мире под их пальмовыми крышами. Божеству приносили желтые цветы «могили» и клали в его честь камень на крыши хижин. Камень был на каждой хижине, и живущие в ней считали Ченчудевуду своим домашним покровителем. Ченчудевуду помогали богини местного родового значения. Их звали по-разному, но к имени каждой из них добавлялось слово «амма» — «мать». Полерамма, Анкамма, Кункаламма, Элламма. У богинь-матерей были самые разнообразные функции. Они спасали янади от оспы и холеры, сторожили границы их деревень, заботились о прибавлении семейства, охраняли их в трудном и длинном пути кочевий. И даже удачей в охоте ведала богиня. Звали ее Гарала Майсамма. Это она незримо присутствовала на воинственных охотничьих танцах, шла вместе с янади по запутанным тропинкам джунглей, придавала силу и твердость их рукам, пускающим стрелы и бросающим бумеранги. Каждая богиня удостаивалась своего камня — его украшали цветами, и перед ним клали могущественным незримым матерям жертвы.
Богини не были вегетарианками, они с удовольствием потребляли мясо, и поэтому в честь их у камней резали петухов, коз, а иногда и буйволов. Человеческая кровь у этих камней не проливалась. Ибо богини были молоды и наивны. Они не подозревали, что земля, если ее полить человеческой кровью, может дать урожай риса или ячменя. Богини янади знали, как охотиться, как собирать то, что растет в джунглях. Среди них не было Великой матери, которая учила другие племена обрабатывать землю, сеять на ней и которую надо было задабривать человеческими жертвоприношениями. Племя и его богини так и не дошли до ступени земледелия.