Автобаза
Шрифт:
– У вас горчичный порошок есть, мужики? Километров через пять, если свищ небольшой, забьется.
Костя кинул канистру. Она с глухим стуком упала на дорожку. "Телефонисты" слышали, как струя гулко ударила в пластик пустой емкости - летний кран c водой находился всего в пяти метрах от ворот.
Теперь перед охранником стояла практически неразрешимая задача перекинуть канистру в двадцать литров через трехметровый забор. Охранник огляделся - начальства не видно - и приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы выпихнуть
Метрах в пяти от забора росла огромная вековая сосна. В свое время старший охранник предлагал спилить дерево, но Хорошилов пожалел. Ограничились тем, что навесили на нее датчик движения. Спокойней от этого не стало. Наоборот, охране прибавилось забот. Птицы и белки то и дело заставляли дежурного переводить камеру на дерево.
– Ничего не выйдет. Видишь, датчик, - прошептал Валек старшому.
– Так сбей его к чертовой матери!
– Нельзя. Сюда сразу придут поправлять и выяснять, в чем дело.
У старшого пискнул пейджер. На экранчике высветилось: "Ворота наши. Ждем в гости".
Глава 52
ДИРЕКТОР ПЛЮС ДИСПЕТЧЕР РАВНЯЕТСЯ...
Все. Хватит. Мария Игнатьевна оглядела себя в зеркале и осталась довольна. Да, где-то у нее был турецкий тюрбан. Говорят, нынче в моде. Порывшись в ящике, нашла белый с черным клетчатый платок. Ну совсем как палестинский. Тоже, говорят, в моде. Она извлекла из гардероба свободное длинное платье из хлопка. Надела тюрбан. Небрежно повязала "палестинский" платок.
Через минуту уже звонила в дверь соседке. Та открыла дверь и уставилась на Марию Игнатьевну.
– Собирайся! Поведешь к бабке, - приказала женщина в тюрбане.
– Маша... Я тебя только по голосу признала.
Из кухни раздался мужской голос:
– Девочки, у меня такой кекс получился, садитесь чай пить. С ромом...
– Обойдемся. Поешь, помой посуду, я ухожу на пару часов, - приказала Вера.
Дамы проворно, словно молодые, сбежали по ступеням, забыв про лифт. До бабкиного подъезда - рукой подать. Только бы оказалась дома. Мария Игнатьевна вспоминала рассказы о чудесных старцах, изгоняющих хвори.
Бабка открыла, даже не спросив, кто пришел.
– Баб Зин, что же вы не спрашиваете? Вдруг дурной человек или цыганки, попеняла ей Вера.
– Глазок вставьте. Хотите, я своего пришлю? Он за полчаса дырку просверлит и глазок вставит.
– А зачем? Я и так знаю, кто идет. Добрый или злой. И с чем вы пришли, знаю. Только мало будет толку. Надо бы вещицу его прихватить или фотку. Ладно, садись сюда, девица.
Бабка усадила Марию Игнатьевну к окну лицом, а сама осталась в тени. Только глаза иногда посвечивали.
– В сомненье ты, а кто в сомненье, не след ко мне обращаться, ибо неверие не только в Него, но и в действо
Мария Игнатьевна вспомнила, что у лее на кухне действительно с прошлого года хранится бутыль со святой водой.
– Положи мне руку на колено. Клади, не бойся. Чувствуешь, холодная коленка.
– Чувствую.
– А сейчас обожжешъся, как об утюг.
Мария Игнатьевна отдернула руку и посмотрела на ладонь. Там мгновенно вздулся волдырь. Она с ужасом посмотрела на старуху,
– Не бойся, сейчас пройдет.
Бабка подула на ладонь, и волдырь вдруг опал, а потом исчез совсем.
– Вот что я вам, девки, скажу... Научитесь относиться к себе с уважением. Мужик - вещь хорошая, но цена ей непостоянная. Пришел - радость, ушел облегчение. Почему облегчение? Потому что готовиться надо, чтоб лучше прежнего стало, когда снова придет.
– Но нельзя же все лучше и лучше...
– Можно. Когда по-другому, это уже лучше. Поняла? Теперь смотри сюда, но никому не говори, что видела. А ты отвернись.
Бабка протянула Марии нежно-зеленый стеклянный шарик. У кого таких в детстве не было. И вдруг, когда шарик повернулся в бабкиной руке, Мария увидела себя и брата, умершего в семнадцать от столбняка. Они были на лыжах, и брат палкой куда-то показывал. Засмеялся и побежал. Она - за ним. Но не догнала... Она оторвалась от шарика и вдруг заметила, что дышит часто и неровно, как после быстрого бега...
– А сейчас иди. Завтра принеси что-нибудь. Малость какую.
И вроде ничего не сказала старая, а что-то повернулось в душе Марии Игнатьевны. Она вдруг доняла, что надо действовать. Как можно быстрее. Не сказав ни слова соседке, вскочила в трамвай. Добралась до базы, влетела в офис Глотова. Никого.
– Вы ко мне?
– раздался за спиной голос Василия Степановича. Она обернулась:
– К тебе...
– Маша? Мария Игнатьевна?
– удивленно произнес он.
– Она самая...
– Вы извините, - он показал промасленные руки, - шаровые менял. Да вы садитесь.
– Поедем к тебе на дачу, Вася?
– Поедем. Я теперь на колесах. Только руки помою.
Он направился к выходу, но на пороге столкнулся с двумя посетителями. Хотя оба улыбались, лица их показались Марии Игнатьевне неприятными.
– Ребята, если с заказом, то поздновато. Маша, иди к себе, я разберусь и зайду за тобой.
– Нам Величко нужен, - сказал тот, что постарше.
– Ах Величко... Ну это меняет дело. Нет его. И никогда не будет. Вор он. Я его уволил.
– Ты Глотов, что ли?
– Что ли, - подтвердил Василий Степанович.
– Маша, я сказал, идите к себе.
– Ты не топырься, мужик, скажи, где его найти, и тебе ничего не будет.
– А мне и так ничего не будет. Один из посетителей встал за спиной Глотова. Василий Степанович отступил на шаг.