Автограф президента (сборник)
Шрифт:
И вот в тот самый августовский день, когда в Москве открывался чемпионат мира по современному пятиборью, на котором мне так хотелось побывать, экс-футболист сел в московский поезд, имея при себе небольшую спортивную сумку. Вместе с ним в купе ехали майор Швецов, возглавлявший работу по делу «Энтузиастов», и я.
Ничего достойного упоминания в дороге не произошло. По прибытии в Москву мы «передали» Юденкова нашим московским коллегам, и в тот же вечер он был задержан ими при попытке вручить платину тому
После задержания обоих доставили в ближайшее отделение милиции, где и был составлен соответствующий протокол. Затем американца еще на некоторое время задержали для обстоятельной беседы — было бы просто неразумно не побеседовать по душам с подозреваемым сотрудником ЦРУ, попавшим в столь затруднительное положение, которое грозило ему очень большими неприятностями, — а Швецов, я и Юденков направились на вокзал.
Пока мы везли Юденкова обратно, были арестованы его брат, Цуладзе и еще один их сообщник.
Началось следствие, и теперь уже ни о каком отпуске до его завершения не могло быть и речи…
2
Но судьбе, видимо, этого оказалось мало, и она приготовила мне еще один сюрприз.
На этот раз все началось с вызова к начальнику отдела.
Когда я вошел в его кабинет, Василий Федорович разговаривал по телефону. Я сел за приставной столик и вдруг вспомнил, как ровно год назад, в такой же сентябрьский день впервые вошел в этот кабинет в качестве полноправного сотрудника отдела.
…Василий Федорович так же сидел за столом, в кабинете кроме меня было много сотрудников в форме и в штатском, они вполголоса переговаривались, рассаживаясь на стулья, стоящие вдоль стен, я с интересом посматривал на тех, с кем мне предстояло теперь работать.
Василий Федорович жестом установил тишину и сказал:
— Перед началом совещания я хочу представить нового сотрудника нашего отдела — лейтенанта Вдовина Михаила Ивановича…
Я поднялся со своего места.
Василий Федорович выдержал небольшую паузу, давая, видимо, всем собравшимся как следует меня разглядеть, и продолжил:
— Михаил Иванович — выпускник нашего университета, закончил контрразведывательную школу, можно сказать, потомственный чекист. Его отец был почетным сотрудником госбезопасности, в тридцатые годы принимал участие в ряде крупных операций, воевал в Испании, затем был заместителем начальника нашего управления. Мать Михаила Ивановича, всеми нами уважаемая Ирина Федоровна, командует нашей поликлиникой. — Василий Федорович тепло глянул на меня и добавил: — Надеюсь, что лейтенант Вдовин будет достоин светлой памяти своего отца и с честью продолжит дело, за которое тот отдал свою жизнь. Пожелаем ему успеха!
Василий Федорович подождал,
— А теперь перейдем к нашим текущим делам…
А еще через два дня он вручил мне служебное удостоверение и личное оружие.
По установившейся в управлении традиции эта церемония происходила в кабинете, являвшемся, по существу, небольшим музеем, экспонаты которого рассказывали об истории управления с момента образования губернской чрезвычайной комиссии. Здесь чествовали ветеранов, проводили встречи с молодыми сотрудниками, устраивали различные торжественные мероприятия.
На стендах были указаны фамилии сотрудников управления, погибших в боях с фашистами, висели фотографии участников Великой Отечественной войны и почетных чекистов.
А где-то в самом начале экспозиции, там, где находились стенды с фотографиями первых сотрудников губчека, висела фотография, дороже которой в этом небольшом зале для меня ничего не было. На ней был изображен человек в форме сотрудника госбезопасности тридцатых годов, с двумя орденами Красного Знамени на гимнастерке. Под фотографией была подпись:
ВДОВИН
Иван Михайлович
1902–1937
В конце краткой биографической справки было указано:
«В августе 1937 года погиб при выполнении специального задания».
Это был мой отец, с которым мы не виделись никогда…
Василий Федорович закончил телефонный разговор и обратился ко мне:
— Я вызвал вас вот по какому поводу… Мы предусмотрели в вашем плане освоения участка работы стажировку в следственном отделе, не так ли?
— Так точно, товарищ полковник.
Василий Федорович одобрительно кивнул.
— Вот я и хочу, параллельно с участием в расследовании дела «Энтузиастов», подключить вас к рассмотрению одного заявления… Оно поступило от гражданки Бондаренко Анны Тимофеевны. Ее муж, Бондаренко Григорий Васильевич, в тридцать седьмом году был прокурором нашего города и, по всей видимости, был незаслуженно репрессирован… — Василий Федорович потер пальцами виски и тяжело вздохнул. — Вот в этом вам вместе со старшим следователем Осиповым и предстоит разобраться.
Капитан Осипов был лучшим, на мой взгляд, следователем нашего управления и сейчас занимался делом «Энтузиастов».
— Если я правильно вас понял, Василий Федорович, речь идет о пересмотре дела Бондаренко?
Начальник отдела отрицательно покачал головой:
— В том-то и заключается проблема, что пересматривать нечего! В наших архивах нет никаких сведений о том, что прокурор был арестован или осужден. — Он помолчал немного и добавил: — Вообще на него нет никаких сведений!
— Как же его могли репрессировать, — недоуменно произнес я, — если при этом не осталось никаких следов?