Автопортрет
Шрифт:
Семинар Стругацкого воспринял мой выбор автора болезненно. Почему Житинский, а не молодые семинаристы? Смоляров, похоже, обиделся всерьез. Стругацкий без претензий - даже разговора на эту тему не было.
8 января, утро.
Сегодня еду на встречу со снабженцем. Должны привезти из Лесогорска образец бумаги. Встреча - в моей бывшей школе на углу 6-й Советской и Дегтярной.
В субботу ездил в стол заказов на Литейный за дефицитом для поставщиков. Как я вышел на стол заказов - отдельная история. Перебирал потом на кухне реликтовые продукты и пускал слюнки: икра, крабы, сервелат, столичная водка на винте...
12 января 1990 г. Вечер.
Был в 1-ом Медицинском институте на кафедре челюстно-лицевой хирургии. Консилиум переговаривался за дверью, а я пытался подслушивать. Диагноз мне поставили под вопросом: воспаление тройничного нерва. Зубы, оказывается, не при чем. Застудился, очевидно, бегая. Слов нет печатных! Удалили четыре здоровых зуба - и спросить не с кого!
Назначили процедуры - там же, на кафедре. Ходить каждый день. Сегодня уже сидел, опутанный проводами в присутствие хорошенькой лаборантки. Даже пытался шутить с ней. После процедуры она спросила: "Стало легче? Не так уже болит?" Мне показалось, что и впрямь легче, я кивнул. А вышел на мороз, и снова заныла челюсть.
"Давай, татарин, вези!
– понукал свой "Камаз" водитель на подъеме в гору.
– Вези, татарское отродье!" Мы везли с ним 7 тонн бумаги в ролях из Лесогорска.
Я надеялся, что за две сумки деликатесов мне отдадут хотя бы часть денег. Хрен в нос! Сказали спасибо. Но зато бумага есть.
17 января 1990г.
Ехал сегодня в автобусе, сзади внучка разговаривала с бабушкой. Голосок - ангельский. Лет пяти. Едем мимо Балтийского завода.
Бабушка:
– Вот здесь я проработала тридцать девять лет.
Внучка, помолчав:
– Тебе трудно было?
Бабушка, подумав, отвечает сдавленным голосом:
– По разному бывало.
Внучка, после паузы, задумчиво:
– Тридцать девять лет - это много...
Я читал. Обернуться хотелось, но не решился. Оставил это на потом беглый взгляд при выходе. Но не получилось -заторопился к дверям и забыл. И вспоминал несколько раз за день этот ангельский голосок с раздумчивой интонацией, даже сочувствующей: "Тебе трудно было?.."
Сегодня сдал в типографию оригинал-макет книги Житинского "Седьмое измерение". И его приняли. А месяц назад не принимали, и я натерпелся позора. Но сегодня взял реванш.
Дело было так. Прихожу месяц назад в производственный отдел. Сидит могучая тетя с прорабским голосом по фамилии Миловидова.
– Здрасьте, мы хотим у вас книгу заказать.
– Какую?
– Сборник прозы Александра Житинского. Короткие новеллы, миниатюры... Семь авторских листов.
Она смотрит на меня с легкой досадой.
– Какого формата?
– Такая, - говорю, - небольшая. Вот, типа этой...
– Взял у нее со стола книжку, показываю.
– Вы кто?
– В каком смысле?
– Вы редактор, издатель? Или кто?..
– Издатель... Кооператив "Текст", ленинградское представительство...
– А у вас есть кто-нибудь, кто в полиграфии понимает?
– Не скрывая раздражения, потрясает книжкой, которую я показал в качестве образца. "Типа этой"! Вы должны мне хотя бы все выпускные данные назвать! И
Ушел с позором. Она мне даже до свидания не сказала.
Где я специалиста найду? Если и найду, ему платить надо. А на счете копейки, остатки того, что Москва прислала. Зарплата моя на деликатесы ушла. Наискосок от типографии - магазин "Старая книга". Купил "Справочник технического и художественного редактора" Гиленсона и стал изучать, как к экзамену. Некоторые определения и таблицы выписал и дома развесил. Зубрю каждый день: полиграфический формат, кегль, полосы, спуски, титул, шмуц-титул, формат полосы набора, виды переплетов, отстав, лидерин, каптал...
И вот сегодня взял реванш. Написал заявку, спецификацию, взял оригинал-макет, который Жора Светозаров с техредом подготовили. Надел очки с дымкой, костюм с галстуком - пошел.
Сидит та же Миловидова.
– Хотим у вас книгу заказать. Брошюру подъемкой, формат восемьдесят четыре на сто восемь в тридцать вторую долю, объем сто сорок полос десятым кеглем, бумага на блок - семьдесят граммов плотностью, на обложку - сто сорок. Обложка в четыре цвета... Два шмуц-титула...
Она рукой махнула.
– Спецификация есть? Давайте.
Полистала, похмыкала.
– "Текст"... От вас уже приходил какой-то чудак...
– Смотрит на меня задумчиво.
– Блеял тут что-то...
– Да, - говорю, - случайный был человек. Мы его уволили...
– Идите к экономистам в соседнюю комнату, вам там все обсчитают. Но быстро не сделаем - месяца через два, не раньше...
Позвонил сегодня Житинскому - обрадовал. Он сказал, что боится верить в такие сроки - 2 месяца! Я и сам боюсь.
Вышла рецензия на "Точку опоры" в "Ленинградском рабочем". И обо мне похвально говорится там. Рецензия называется "Задержавшиеся и задержанные". Это, стало быть, про наше поколение.
15 февраля 1990 г.
М. Горбачев хочет стать президентом. На Пленуме ЦК признана (теоретически) многопартийность и ошибочность 6-й статьи Конституции.
В Душанбе беспорядки: убитые, раненые.
Трясет страну, лихорадит. И меня лихорадит вместе со всеми.
28 февраля уехал в Москву. Уехал прямо со 2-й Советской, где отмечали день памяти Феликса.
Молодцов весь вечер ругал интеллигенцию и заступался за аппарат. "Да это же труженики!
– рычал он.
– У них ничего, кроме госдачи, нету. Вы думаете зачем эти лаборанты и мэнээсы во власть лезут? О народе они думают? Они о себе думают! А что они могут? "А потом подарил Максиму паркеровскую ручку, которой я сейчас пишу. Я выменял ее на нашу ручку и две жвачки "дональдс". Он доволен, и я доволен.
Я понимаю Молодцова - он порядочный человек, трудяга; спина у него прямая. Его в партию всем трестом загоняли - он отбрыкивался; и даже отмахивался стульями (было и такое на одном банкете, замахнулся на секретаря парткома стулом, а потом швырнул в угол и ушел). И ему обидно видеть, как молодые политики обходят хозяйственников. Хозяйственник, если обещает, должен сделать; задача политика - как можно больше обещать.
Заходил к Александрову Коле в "Известия". На Пушкинской площади развешены листовки и самодельные газеты. Дацзыбао советского производства. Народ толпится. Читают, обсуждают.