Автор тот же
Шрифт:
— Вот! Осознание сего неожиданного факта и есть основа для начала работы! Еще раз напомню, ты сам захотел узнать больше, чем тебе было нужно. Любопытный ты наш!
Дима рассказывал долго. Никак не меньше получаса. Вадим практически не перебивал. Только иногда задавал короткий уточняющий вопрос и, получив ответ, опять надолго замолкал. Про себя Осипов отметил, что в отличие от подавляющего числа клиентов Соловьев излагал ситуацию без эмоций, очень четко.
Несколько лет назад Дима получил задание. Оно было весьма сложным, и потому от всех других дел его освободили. Как он сам выразился: „Мы же большевики — сами себе создаем проблемы, а потом с успехом их преодолеваем“. Советский Союз продал неким арабским странам зенитные комплексы новейшего образца. Насколько понял Вадим, хотя Дима
Потом произошло страшное: израильтяне передали свою технологию натовцам. Получилось, что, заработав пару десятков миллионов долларов, причем абстрактных, поскольку реально братские арабские страны денег не платили, нам теперь нужно было затратить колоссальные средства на переделку всей радиоэлектроники этих новейших комплексов. Второй вариант — раздобыть схемы израильской „хренотени“, а тогда менять можно будет не все в принципе, а что-то немногое, чтобы „хренотень“ сбить с толку.
Доведя рассказ до этого места, Дима спросил:
— Ты согласен с тем, что это важно не для КГБ, а для страны? То есть и для тебя, и для твоей дочери, и для родителей? — В голосе Димы не было ни капли иронии, ни доли сомнения.
— Согласен! — Вадим тоже не шутил. Одно дело словесная трескотня о безопасности границ, а другое — конкретная ситуация.
— Вот мне и поручили внедрить нашего человека.
У Вадима с языка уже просилось продолжение фразы — „в логово врага“, но он понял, что даже эта шутка прозвучит некорректно. Уж больно серьезным был Дима в этот момент.
Дальше Соловьев рассказал о том, как долго подыскивал подходящего человека среди наших ученых-физиков, работающих с радиоэлектроникой. Естественно, нужен был еврей, а из-за секретности евреев в эту область давно не пускали. Потом какое-то время ушло на то, чтобы создать ему проблемы, спровоцировать на подачу документов для выезда в Израиль. Дальше, разумеется, отказ в разрешении на эмиграцию, исключение из партии, увольнение с работы. Короче говоря, когда „клиент дозрел“, появился Дима.
Следующую часть истории Соловьев постарался скомкать. Но тут Вадим, которого стало разбирать чисто профессиональное любопытство — как же удается наладить психологический контакт с человеком, который по определению тебя должен ненавидеть, — стал задавать вопросы. Дима сдался и рассказал подробнее, чем хотел.
Первая встреча Димы с Перельманом была организована как случайная. В очереди за колбасой. Разговорились. Дима соврал, что его выгнали из НИИ пищевой промышленности за неправильный анекдот. Перельман сразу принял его за человека, как и он, страдающего от советской власти. Дальше Дима высказался в том смысле, что, может, ему попытаться уехать в Канаду? Он украинец, в Канаде большая колония украинских эмигрантов. Найдет какого-нибудь дальнего родственника — и вот он, свободный мир. Перельман погрустнел, сказал, что не все так просто. Мало получить вызов, надо, чтобы еще ОВИР выпустил. Слово за слово, пошли посидеть в пельменную, выпить по рюмочке. Подружились. Только при третьей встрече — торопиться было нельзя, чтобы не спугнуть, — Дима бросил идею — а может, предложить Перельману комитетчикам, чтобы они его выпустили, а он, при случае, поможет им чем-нибудь? Все-таки физик Это от него, пищевика, толку никакого! Перельман дар речи потерял. Помогать кому? Им, которые его всего лишили? Которые народ по лагерям держат? Которые дыхнуть не дают?! Этого Дима и ждал. Стал рассказывать о своем друге, бывшем однокласснике, который работает в разведке, Как они, разведчики, сами ненавидят „держиморд“ из 5-го Управления, как они пытаются доказать в ЦК, что гласность нужна. Как они поддерживают Горбачева с его попытками „очеловечить“ лицо социализма. И вообще — одно дело сотрудничать с КГБ, когда речь идет о выявлении диссидентов, и совсем другое — когда добываются
Долго говорили на эту тему. Потом Дима неожиданно заметил: между прочим, именно Советский Союз предотвратил тотальное уничтожение евреев. Так что не все здесь так плохо. Было, конечно, и „дело врачей“, и антисемитизм на государственном уровне. Но сейчас-то, при перестройке, — все изменилось! Этот тезис не сработал. Перельман сразу закрылся — ничего хорошего про страну, из которой он решил уехать, слышать не хотел. Дима понял, что просчитался, — любой „отьезжант“ всегда искал только плохое вокруг себя, дабы не усомниться в правильности принятого решения. „Человек вообще слышит и воспринимает только то, что совпадает с его собственными взглядами“, — резюмировал Дима. Вадим сам удивился очевидности этого тезиса. Сколько раз он сталкивался с необъяснимым непониманием клиентами его советов. Но так четко, как сформулировал Дима, никогда ответить на вопрос о причинах этого „неусвоения“ не мог.
Короче говоря, Дима убедил Перельмана встретиться с его школьным другом. Просто поговорить — хуже точно не будет. „Хуже некуда!“ — смиренно-философски отозвался Перельман.
Димин коллега, играющий роль друга-одноклассника, был приторней сахара. Хорошо зная от Соловьева настроения и взгляды Перельмана, сам заводил разговор на нужную тему и в правильной тональности. Через час Перельман смотрел на Сергея Шапкина, а именно так звали майора КГБ, которому поручили помогать Соловьеву в вербовке Перельмана, обожающими глазами преданного пса. Наивность ученого-физика даже забавляла вербовщиков. После встречи Шапкин пошутил: „На дурака не нужен нож, ему немного подпоешь, и делай с ним, что хошь!“ Соловьев оборвал: „Не ерничай! Нормальный мужик Не забывай, что мы сами его подставили и загнали в угол!“ Шапкин не обиделся: он-то шутил, а Соловьев за всю операцию башкой отвечал!
Еще через две недели почти ежедневных встреч „двух одноклассников“ и Перельмана тот согласился на сотрудничество. Но только в пределах научно-технической информации! Никакой политики! А большего и не требовалось. Наивный физик даже не заподозрил, что Дима не совсем пищевик…
— Когда Михаил Аронович Перельман потерял работу, был исключен из славных рядов „руководящей и направляющей“ силы общества, первый отказ он получил не из ОВИРа. Ему отказала жена. Она заявила, что не желает жить с предателем Родины, почти врагом народа, и выставила его из квартиры. Самое смешное, что она стопроцентная еврейка, а Перельман — только по отцу.
— А что здесь „самого смешного“? — удивился Вадим.
— Во-первых, то, что, по правилам иудаизма, он вообще не может считаться евреем: его мать не еврейка. Нам даже пришлось поработать с его метриками и сделать рязанскую бабу — его бабушку по материнской линии, правильной национальности. Иначе в Израиле проблемы ему были бы гарантированы. Ну а самый прикол — это то, что вся история выглядела как контранекдот.
— Какой анекдот? — не понял Вадим.
— Ну, контранекдот. Анекдот наоборот. Помнишь: „Что такое жена-еврейка? Ответ: это не роскошь, это средство передвижения“.
Вадим рассмеялся. Анекдота он этого не знал и уж никак не ожидал, что услышит его от кагэбэшника. Все-таки никак он не мог забыть, что вроде вполне нормальный Димка — офицер Конторы.
— Слушай, кстати, а это правда, что большую часть политических анекдотов вы сами и запускаете в оборот? — не без лукавства спросил Вадим.
— Подпиши расписку о неразглашении и согласии на сотрудничество, и я сразу все секреты тебе открою, — расхохотался Дима.
— Пошел в жопу! — беззлобно выругался Вадим.