Автостопом в Судан
Шрифт:
В доме был душ и телевизор. Хозяева, желая развлечь нас, перебирали десятки спутниковых каналов и случайно попали на суданскую программу новостей. Это было подобие нашей советской программы «Время». Диктор, чернолицый человек в белом халате и чалме, на фоне большой карты Судана, читал по-арабски монотонную речь, перемежающуюся видеоматериалами.
Вот материал номер один — политические новости. Какой-то человек в пятнистой военной форме произносит спич перед огромной толпой мужчин и женщин, запрудивших площадь. Когда он делает паузы, площадь отзывается тысячью криков, вероятно означающих «Ура!», «Враг не пройдет!», «Наука победит!» и т. п. Скорее всего, это был Хартум — где еще можно собрать такую
После политических новостей пошли новости экономические. Важные люди ритуально разрезали ленточки, и на экране появлялись трактора, поля, каналы и комбайны… В общем, сельское хозяйство в счастливом Судане развивалось невиданными темпами. Диктор в чалме, периодически сменяющий видеохронику, комментировал все происходящее.
Потом пошли новости из хороших стран. Вот важные люди садятся за стол и подписывают бумаги. Среди важных людей — Ельцин, самый настоящий (вот прикол: в Сирии, по суданскому телевидению, увидеть Ельцина). Затем пошли новости из плохих стран: что-то горело, взрывалось, бежали люди с перекошенными от страха лицами… — это была, вероятно, Югославия.
Так, расширяя свой кругозор при помощи известного жизнезаменителя — телевизора, мы дождались ужина, который был по-сирийски обилен, как всегда. Каша из гороха и простокваша, картошка, маслины, хлеб и чай были, как всегда, в изобилии. Поели, помылись, оставили хозяевам на память российские открытки и свои адреса и в 22.20 улеглись спать.
36 февраля, пятница
Когда мы проснулись на вписке в Кутейфе, хозяева еще спали. Пришлось уйти не прощаясь. Андрей с Пашей поехали в еще один достопримечательный город Дмейр, а я — в Дамаск, на контрольную стрелку. Стрелка сия, 26 февраля в 10.00 напротив российского посольства в Дамаске, была назначена еще заранее, в Москве. Маловероятно, но все же могли там появиться: 1) часто запаздывающий Олег Моренков или же 2) Миша Кошелев, оставшийся в Турции и собиравшийся настрелять там денег на сирийскую визу.
Я вышел на автобан. Не прошло и минуты, как затормозила утренняя маршрутка:
— Извиняюсь, no money (нет денег), — предупредил я.
— No money — no problem! Welcome! (Нет денег — нет проблем!) — обрадовался водитель (именно реально обрадовался, а не проворчал огорченно), и мы поехали в Дамаск.
Дамаск показался уже привычным, родным городом. Быстро миновав пустынные, населенные лишь утренним солнцем улицы (была пятница), я вовремя оказался в условленном месте. Но, как и следовало ожидать, никто, кроме меня, так и не появился. Несколько раз обошел забор посольства, подождал минут тридцать и покинул это место.
Пятница, арабский выходной день, располагала к безделью. Целый день я бродил по Дамаску, чревоугодничал, сидел, греясь на солнце, писал письмо домой. К пяти часам вечера я прошел пешком, не торопясь, весь город и пересек шумную объездную дорогу. Объездная была чуть уже нашей Московской кольцевой, так же полна машин и называлась, разумеется, Дорога Хафиза Асада.
За кольцевой дорогой имени Хафиза Асада находился целый лес кактусов, а за ним — поле. Солнце еще не зашло. Я решил, что неплохо было бы заранее лечь спать и капитально отоспаться впрок. Лег среди этого поля (людей не было) и накрылся тентом.
Прошло минут десять, я уже начал было засыпать, как почувствовал, что меня трогает какой-то предмет. Я выглянул из-под тента. Усатый мужик в зеленой пятнистой одежке и больших кроссовках тыкал в меня ружьем российского производства. Объясняю свою сущность на англо-арабском языке:
— Sleep, букра сафара йемение. (Сплю,
— Sleep — my home, yes? (Спать — мой дом, да?) — ответил мужик с ружьем.
Мужик оказался охотником, звали его Набиль. В большом заспинном кармане, заменяющем рюкзак, он хранил мелких птенцов типа цыплят и по дороге ощипывал их. «Вот накормит этими птичками», — думал я. Дом охотника находился в северо-западной части города, довольно далеко отсюда, там, где дома поднимаются в гору и многослойно облепляют ее. Мы шли довольно долго — сперва по широким улицам, потом по узким, кривым и крутым улочкам, которые затем сменились длинными извилистыми лесенками.
Интересно, в этом районе Дамаска я еще не был! Сплетение домиков напоминало муравейник. Стемнело. Мы шли по улице-лесенке, справа она выходила, скажем, на крышу трехэтажного дома, на которой сушилось белье, а напротив были ворота другого дома и, соответственно, только первый этаж. Почтальонам здесь, должно быть, несладко. Таким образом мы шли тридцать минут; Набиль периодически останавливался и тяжело дышал; я тоже.
Наконец пришли. Набиль жил в одном из тысяч прилепленных к горе домиков, причем внутри было очень современно: ковры, диваны, столик и телефон. По дому бегали два маленьких ребенка, молоденькая жена была беременна третьим. Хозяин оказался чистолюбив; придя с охоты, он тут же постирал свои носки, а большие кроссовки спрятал на балкон. Я последовал его примеру. В квартире оказался даже душ. Помылся и постирался, в то время как жена хозяина готовила нам ужин.
Балкон закрывался почему-то на ключ. С балкона открывался потрясающий вид сверху на ночной Дамаск. Город лежал под нами, в долине, и сверкал миллионом огней. Две веревки на балконе были полностью завешаны бельем, а третья была пуста. Я потянулся развесить свои одежды на ней и тут же получил мощный удар током. От неожиданности я даже забыл обычное в таких случаях российское ругательство, а затем пристроил свое белье среди уже висящего хозяйского.
Вскоре образовались еда и чай, и мы предались неспешной беседе на смеси английского и арабского языка. В половине девятого вечера весь чай был выпит, и я перешел в состояние сна на одном из мягких диванов.
27 февраля, суббота
Набиль, его семья и вписчик я встали в половине седьмого. Я собрался, поблагодарил хозяев за приют и направился вниз, в город. Из такого муравейника домов легко найти выход: иди вниз, вниз, вниз… А вот обратно найти дом, откуда я вышел, — если бы я вдруг обнаружил, скажем, что забыл на вписке что-нибудь — вернуться было бы уже почти невозможно! Радуясь, что ничего не забыл, я шел вниз и ел хлебную лепешку.
В условленное время напротив йеменского посольства собрались шестеро участников Великой экспедиции, желающих получить йеменскую визу: Шулов, Шарлаев, Петров, Марутенков, Казанцев и я; а также седьмой, Гриша Кубатьян, визу Йемена не получавший (он мечтал уплыть из Египта домой, торопясь на учебу). Кроме нас, россиян, вокруг посольства толпились многочисленные йеменцы, ожидавшие от своего посольства каких-то благ. Два усатых йеменца оказались русскоговорящими и шутили, веселились, вспоминая прежние времена.
— О, Ленин! Да здравствует великий товарищ Владимир Ильич Ленин! Вы еще помните такое?
— У нас в Йемене риал тощий — сто тридцать риалов за доллар. А в Омане риал такой жирный! Три доллара за один риал!
Когда наконец йеменские посольщики соблаговолили принести наши паспорта, мы их раскрыли и узрели йеменские визы, нас ждало огорчение. Визы были действительны только месяц — до 26 марта сего года. А ведь всем было ясно, что раньше конца апреля мы вряд ли достигнем Йемена, и в анкетах мы просили трехмесячный срок действия. Пошли жаловаться.