Ай да Пушкин, ай да, с… сын!
Шрифт:
И такой тяжкий вздох издала дворня, что впору было их пожалеть.
— Батюшка, родненький, что же так-то?! Пожалей ты нас, глаз же не смокнем таперича! — загалдели со всех сторон. — Все будем думать-гадать.
Выпроводив всех, в комнате остались слуга Никитка и уже вернувшийся из Санкт-Петербурга его новый товарищ Михаил Дорохов. Оба встали у двери и, словно, сговорившись стали буравить поэта укоризненными и в то же время жалобными взглядами.
— Ляксандра Сяргеич, родимый, можа хоть чуток скажешь, что дальше было? А? — жадно посмотрел слуга.
— В самом деле, Александр
— Нет, значит, нет, Михаил, — качнул головой Александр. — Всем спать. Завтра мы с вами попробуем добраться до монастыря. Мне с игуменом нужно о школе поговорить…
Глава 23
Отдохнул, называется…
Псковская губерния, с. Михайловское
День сегодня как по заказу выдался — солнечный, с веселым чириканьем воробушков и небольшим мартовским морозцем, сковавшим лужи и грязь.
— Красота-а-а, — протянул Пушкин, выйдя на крыльцо и от души потягиваясь. — И сразу жить хочется… хорошо и долго.
От свежего воздуха, яркого солнечного света бурлила кровь в жилах, играло настроение и хотелось чего-то эдакого. Похоже, сказывалось его добровольное затворничество. Шутка ли, уже около двух месяцев он едва ли не целыми днями писал, писал и писал. Напавший на него зуд творчества не отпускал ни днем, ни вечером, а нередко и ночью заставлял вставать и, сломя голову, бросаться к письменному столу и хвататься за перо с бумагой. Благодаря этому он и смог закончить второй том похождений Ивана-морехода — «Необычайное путешествие Ивана-морехода на дно морское в царство Нептуна», а также почти дописать свою версию романа про героя нашего времени.
Словом, устал, соскучился по движению, переменам. С какой-то страшной силой захотелось веселья, смеха.
— Вот, что значит нехватка физкультуры и витамина «Д»!
Прогуливавшийся рядом Дорохов тут же «сделал стойку» на незнакомое слово.
— Витамин «Д»? — заинтересовался он, встав напротив крыльца. — Какое-то греческое слово?
— Хм, так сразу и не ответишь, — замялся Александр, сразу не зная, как и ответить. Не будешь же рассказывать о самом витамине «Д». Абориген все равно ничего толком не поймет. Тут надо начинать с самых основ — с биохимии, биологии, строения клетки и т.д. и т.п. Но на это все не было ни времени, ни, честно говоря, желания. — Как-нибудь потом, старина, как-нибудь, когда будет побольше времени мы с тобой сядем, возьмем молодого духовитого вина, зелени, нажарим мяса, и поговорим обо всем этом…
Упомянув классический «майский» набор из своего времени, Александр тут же сглотнул слюну. Тут же захотелось посидеть на природе, у костра, вдохнуть аромат жареного мяса и дыма, как когда-то в другом времени и месте.
— Так, Михаил! — Пушкин сверкнул глазами, решительно повернувшись к товарищу. — Душа требует
Дорохов аж поперхнулся от такого. Какие еще праздники? Все же праздники наперечет. Рождество уже было, до Пасхи еще далеко.
— Нет, говоришь, — огорчено вздохнул поэт, но через мгновение встряхнулся. — Подожди-ка, а какое сегодня число на календаре? Просто не может быть такого, чтобы не было никакого праздника.
Он же прекрасно помнил, что в прежнем календаре в какую страницу пальцем не ткни, обязательно попадешь в праздник — в какой-нибудь день улыбок, международный день похмелья — похмельоуен, хрум-хрум-хрум-день, день умасливания гремлинов и тому подобный веселый бред. Неужели и сейчас ничего такого нет? Обязательно что-то должно быть.
Если же нет, то нужно придумать. Настроение у Александра было очень для этого подходящее. Похоже, организм настолько устал от рутины и длительного творческого напряжения, что он едва не перегорел. Поэтому ему сейчас и требовалось праздника — сильной эмоциональной встряски, чтобы как следует «подзарядится».
— Точно нет, Александр Сергеевич, — недоуменно проговорил товарищ, разводя руками. Он никак не мог припомнить никакого веселого праздника. — Вроде бы недавно был день обретения мощей святого преподобного Прохора Печерского или Благоверной княгини Анны. Я ведь не очень в этом деле силен. Тебе бы батюшку Филофея спросить, — почесал головы Дорохов. — Больше и не помню. А число восьмое…
— Э-х, нет, друг ситный, так дело не пойдет. Праздник обязательно дол… — Пушкин начал было говорить, но вдруг осекся. Лицо у него при этом ощутимо вытянулось, словно он увидел что-то невероятное. — Что ты сказал? Какое, говоришь, число?
С каким-то совершенно диким выражением лица поэт подскочил к товарищу и, схватив его за плечи, с силой тряхнул.
— Восьмое? Точно? Восьмое марта?!
— Да, восьмое, — тот даже вздрогнул от неожиданности. Слишком уже странной ему показалась реакция.
— И ты молчал?! — Пушкин широко улыбнулся. — Ты что же, Мишаня?! Это же восьмое марта! Международный женский день! Праздник милых дам и очаровательных девиц! Это же самое настоящее преступление молчать о таком празднике! Что смотришь?! Не слышал о международном женском дне?! Это еще большее преступление! Ты, Михаил, самый настоящий преступник! Слышишь?!
Опешивший Дорохов даже рот раскрыл, никак не ожидая, что его назовут преступником. Стоял, как статуя, не понимая, то ли над ним пошутили, то ли оскорбили.
— Чего стоим, друг ситный?! Такой праздник, а мы тут киснем, — Пушкина, словно наэлектризовали. Хотелось куда-то идти, бежать, прыгать. — Сейчас же в дом, одеваться, готовить подарки для дам, и немедленно в путь! И не надо так смотреть на меня?! В международный женский день нужно поздравлять дам! Слышишь?!
Пушкин резко развернулся на каблуках сапог и во весь голос крикнул:
— Николка, где тебя носит?! Быстро сюда!
Не прошло и минуты, как слуга возник рядом, как черт из табакерки. Голова, правда, вся в соломе. Похоже, на сеновале спал, пока никто не видел.