Ай да Пушкин, ай да, с… сын!
Шрифт:
— Милые дамы, а хотите, прочитаю вам несколько невероятных историй про горцев, которые и придумали это блюдо? К тому же непосредственным участком этих удивительно опасных историй был ваш покорный слуга, Дорохов Михаил Викторович.
Дамы тут же дружно перевели взгляд на скромно стоявшего рядом с ним кавалера, который внезапно побледнел. И это выглядело так романтично, так таинственно, что все тут же захлопали в ладоши, выражая свое полное согласие с этим предложением.
— Так вот, мои очаровательные слушательницы, позвольте представить на ваш суд несколько глав из
Жадные девичьи, да и дамские тоже, взоры вновь стрельнули в сторону Дорохова, заставив того еще больше побледнеть.
— … Это случилось в начале сентября, когда днем еще по-летнему тепло, а вечером и ночью в горах уже отчетливо ощущается холодное дыхание осени. Дикие горцы, поклявшиеся изгнать с Кавказа всех русских, пробрались в одно селение и, выбив часовых казаков, похитили полковую кассу, а также юную дочку полковника Чарыгина. Едва поднялась стрельба, и вдогонку бросился целый эскадрон лихих драгун, их уже и след простыл. На ночь же драгуны поостереглись идти в горы, где грозные вайнахи знали все тропы, все отвесные скалы и бездонные ущелья. Только один офицер не испугался…
Конечно же, все слушательницы поняли, кто именно был этим отважным героем, не испугавшимся ни горцев, ни темной ночи. На бледного, как смерть Дорохова, не знающего куда деваться от жадных взглядов, смотрели уже не просто с интересом, а с восхищением.
— Он поглядел старые образа в красном углу избы, перекрестился и пошел собираться в путь. Спутниками в смертельно опасном предприятии стали лишь его верный конь, добрая сабля и ружье, что уже немало ему послужило верой и правдой. Прощальное письмо для матушки, что написал, на столе оставил. Рассудил так: вернется — другое напишет, а не вернется — друзья домой отправят с его последним приветом…
Самая младшенькая — тринадцатилетняя Катенька — вдруг громко всхлипнула, и тут же тукнулся в материн бок. Средняя Анна еще держалась, хотя то и дело и вытирала слезы с глаз. Повлажневшие взгляды были и у остальных.
— Не печалиться, милые дамы! — Пушкин оторвался от листка и задорно улыбнулся. — Разве не знаете, что русские войны никогда не отступают и всегда побеждают? И в этот раз все обязательно будет хорошо… Кстати, Прасковья Александровна, попробуйте один напиток для бодрости духа и согрева под названием Бейлис…
Почитав еще немного и закончив эту главу на мажорной ноте, Пушкин сразу же предложил новое развлечение:
— Праздник продолжается, и скучать нет времени! Сейчас мы с вами сыграем в одну совершенно вам неизвестную игру — Воображариум! Как вы поняли из названия, эта игра на воображение. Правила просты, оттого их легко запомнить. Каждый получит по семь вот таких карт с яркими и необычными картинками, которые ни в коем случае нельзя показывать соседям. Тот, кто ходит, должен выбрать у себя одну карту и придумать, связанное с ней событие или человека. Придумать нужно что-то заковыристое и в тоже время интересное. Другие игроки под это задание готовят свою карту, а после каждый начинает отгадывать, какую
Прасковья Александровна поначалу было хотела тихонько отойти, предоставим молодежи веселиться одним. Однако незаметно для себя быстро втянулась и скоро уже заливисто смеялась и дурачилась, не хуже других.
— … Это точно Катенька загадала! Смотрите, видите, какой там пес нарисован?! Вылитый Катькин любимец!
— А вот и нет! А вот и нет! Маменька, скажите, Аннушке, что я не песика загадала!
— А теперь, чья очередь загадывать?!
— Позвольте я? Итак, самое любимое блюдо!
— Ха-ха-ха! Тут и гадать не нужно! Маменька говорила, что Александр Сергеевич больше всего любит розовые блины со свеклой, и калью с солеными огурцами и…
— А может я уже передумал…
Под самый вечер уже при свечах они продолжили праздник чтением удивительной сказочной истории про Ивана-морехода, которая все неимоверно понравилась.
— … Маменька, а когда снова будет восьмое марта? Я снова хочу женский день, — когда последняя страница сказки была перевернута, вдруг громко спросила самая младшенькая Катенька. — Давай, и завтра тоже будет женский день? Давай, маменька? Я в календарике страничку не буду переворачивать…
А когда все начали расходиться по комнатам [гостей попросили остаться на ночь], Осипова попросила Пушкина ненадолго задержаться в гостиной.
— Сашенька, ты меня сегодня очень сильно удивили. Вы прямо возмужали, как мне кажется. Брак с Натальей тебе очень пошел на пользу. Твоя матушка, покойница, очень бы порадовалась. Про твои успехи на ниве писательства я и не говорю. Эта сказка про Ивана-морехода нечто совершенно невероятное. Признаться, и я заслушалась. Поразил меня и роман. Вот, кажется, даже прослезилась, — она показала на кружевной платок в руке. — Ты очень сильно изменился и я очень рада этому. Наконец-то, ты забросил все эти масонские игры, которые никого еще до добра не доводили.
— Что? Масонские игры? — ей показалось, наверное, но Пушкин почему-то сильно удивился ее словам. Неужели, забыл о своем увлечении масонством, тайными обществами и их странными идеями. — Я не очень понимаю…
— Хорошо, хорошо, Сашенька, — женщина понимающе улыбнулась. — Ты все это хочешь забыть, и правильно делаешь. Забудь обо всем этом. Еще мой первый супруг, царство ему Небесное, говорил, что ничего хорошего нет в этих тайных посвящениям. Мол, дурное это. Хорошими словами прикрывают плохое… Храни тебя Господь, Сашенька.
На следующий день из Тригорского в соседний губернский город отправился гонец, Прошка сын Силантия из дворовых людей, с большой кожаной сумкой на плече, где лежала почти два десятка писем. Только в городе была ближайшая почтовая станция, через которую и можно было отправить письма в столицу.
Всему тригорскому семейству не терпелось поделиться событиями вчерашнего дня со своими родными, друзьями и знакомыми. Во всех красках описывали новый праздник, спрашивали, слышали ли кто-то еще о нем. Рассказывали о необычных новых играх, которыми можно скрасить вечер большой компанией.