Айболит из Алабамы. Героические будни сельского ветеринара

Маккормак Джон

— Может быть, в подошве абсцесс, как вы считаете? — спросил я.

Большинство студентов согласно закивали головами. — Тогда поднимем его на стол и сделаем анестезию, затем вскроем абсцесс, поставим дренаж, а на здоровый палец — деревянный блок. Благодаря такому блоку он не будет испытывать боли при ходьбе, и поврежденная нога заживет скорее.

Занимаясь приготовлениями, я краем уха слушал, о чем говорили люди вокруг, и с удивлением узнал, что стоимость Черного Кота поднялась до 80 тысяч долларов, а через несколько минут достигла 125 тысяч. Потом цифры подпрыгнули еще выше. Мне всегда казалось странным, что цена животного растет пропорционально

тяжести заболевания.

Мы надели на пациента шлейку и зафиксировали на специальном столе, стоявшем вертикально. Привязав, как полагается, голову и передние ноги быка, мы подвели ему под брюхо два широких ремня и перевернули стол в горизонтальное положение. Черному Коту не приходилось выбирать, поэтому он позволил нам перевернуть его вверх ногами, лишь пару раз вполсилы взревел. Ковбои встали у головы быка, поглаживая его лоб и бормоча ему в ухо что-то ласковое. На мой взгляд, переворачивающийся стол заслуживает первого места в списке приспособлений, когда-либо изобретенных человечеством. Разумеется, не каждый бык способен примириться с такой специфической позой, однако инъекция седативного препарата чаще всего облегчает эту задачу.

Через минуту все четыре ноги были зафиксированы с помощью веревок, и мы получили удобный доступ к поврежденному копыту. Наложив на ногу жгут, я ввел местный анестетик. Тем временем Черный Кот непрерывно молотил своим мощным хвостом, мне попадало то по ушам, то по голове.

— Может быть, кто-нибудь привяжет ему хвост? — обратился я к студентам, не отрываясь от осмотра ноги.

Все шло по плану. Хвост больше не болтался у меня перед носом, а бык не чувствовал боли. Я приступил к выскабливанию копыта на болезненном участке. Вскоре из проделанного мною отверстия начал вытекать зловонный гной, что вызвало бегство части наблюдателей. В результате дальнейшего выскабливания на подошве образовалась дыра, которую я стремился максимально расширить для хорошего дренажа.

Получив отверстие необходимого размера и обработав рану йодом, я приклеил к здоровому пальцу маленькую дощечку, дабы исключить соприкосновение больного участка с землей, затем высушил акриловый клей с помощью фена для волос. После чего осторожно забинтовал ногу марлевым бинтом, закрепил его пластырем, снял жгут и сделал быку инъекцию антибиотика.

Наконец стол перевернули в исходное положение, веревки развязали и Черного Кота повели прочь. Он шагал довольно неуверенно, поскольку впервые примерил обувь на каблуках, притом на одну ногу. На третьем шаге я услышал тот же самый громкий треск, который так поразил меня двадцать лет назад и чье-то «Ой-ёй-ёй!» в толпе, а секундой позже почувствовал, как капли крови попадают мне на лицо и очки. Нетрудно было догадаться, что произошло, даже не глядя на быка. Кто-то привязал прекрасный хвост Черного Кота к столу и забыл об этом, когда настало время его освободить.

— Какой идиот привязал хвост к столу? — услышал я собственный рев. — Кто? Кто это сделал?

Как и много лет назад, ответом было гробовое молчание, нарушаемое отдельными возгласами из толпы, разинувшей рты при виде столь стремительно укоротившегося бычьего хвоста. Сердце снова колотилось у меня в горле, как и в тот, первый, раз, казалось, его удары слышны в противоположном конце клиники.

— Черт, значит, это снова моя глупость. Но ведь я даже не прикасался к его хвосту.

Решившись наконец взглянуть на «укороченного» быка, я обнаружил, что он лишился почти двух третей своего хвоста, оставшись с коротким обрубком,

едва пригодным, чтобы отгонять мух. Нужно было как-то объясниться с ковбоями, сопровождавшими моего пациента.

— Что сказать? — медленно, с усилием произнес я. — Привязав хвост к столу, мы допустили ошибку.

К моему огромному удивлению ковбои не стали кричать и горячиться, ни один из них не выхватил пистолет и не приставил его к неразумной голове ветеринара. Я засомневался, дошло ли до них, что хвост не отрастет снова. Наконец, главный пожал плечами:

— Не беспокойтесь, док. Что сделано, то сделано. Мы запаслись спреями от мух, поэтому хвост ему без надобности. Кроме того, в наше время стало модно укорачивать хвосты выставочным животным.

Я был поражен и сначала не поверил, что хозяин быка согласится с этими доводами. Впрочем, может быть, по сравнению с тяжелой хромотой он сочтет укоротившийся хвост незначительной проблемой. Но, когда трейлер вырулил на шоссе, у меня зародилось подозрение, что я еще услышу о Черном Коте.

Вечером мне позвонил коллега.

— Что там у вас стряслось, Джон? Возвращаясь домой, эта орда ковбоев завернула ко мне в сильном возбуждении. Что у вас произошло?

Я подробно объяснил, какую мы допустили оплошность.

— Какой идиот сделал такую глупость? — завопил он. — Разве вы не знали, что имеете дело с быком стоимостью в полмиллиона долларов?

Поразительно, как быстро растут цены!

Каким-то чудом хвост Черного Кота слегка подрос, и в то лето он успешно боролся с мухами. Но через пару лет проглотил приличный обрывок проволоки и скончался от прободения желудка. Поговаривали, что на проволоку он польстился потому, что из-за укороченного хвоста имел дефицит железа. Продавец в магазине рассказал мне, что Черный Кот стоил целый миллион долларов.

Я горжусь, что мне выпала честь лечить такого дорогого быка. Но разве это главное? Гораздо важнее другое: каждый, прочитавший эту историю, должен навсегда запомнить, что бычий хвост можно привязывать исключительно к самому быку!

Глава 29

Шел 1968 год, округ Чоктау готовился праздновать свою 120 годовщину. Это обстоятельство породило у его жителей невероятный прилив гордости и стало причиной бесконечных волнений. Организаторы праздника выступили с предложением, чтобы каждый из мужчин, достигших возраста, достаточного для близкого знакомства с бритвой, отрастил себе бороду, дабы в великий день, когда жители нарядятся в исторические костюмы той славной эпохи, выглядеть как можно более реалистично. Местная еженедельная газета также с энтузиазмом включилась в приготовления.

Сначала я отверг самую мысль об отказе от утреннего бритья, но затем, сдавшись под натиском друзей и клиентов, решил-таки влиться в ряды бородачей. В моей жизни — с тех пор, как я распрощался с детством, — это был первый случай, когда мне пришлось отказаться от процедуры ежедневного соскабливания щетины.

В шестидесятые годы общество относилось к бородачам совсем не так, как теперь, в девяностые. Никому не хотелось, чтобы его принимали за хиппи. До чего же удивительно, выглядят на старых фотографиях наши предки, — ведь большинство этих героических мужей носили большие окладистые бороды. Ни один человек в здравом уме, не принял бы за хиппи этих несгибаемых, прямых, как стрела, людей. Правда, мне никогда не хотелось иметь бороду, а, поносив ее пару недель, я окончательно убедился в своей правоте.