Айгирская легенда
Шрифт:
Были рельсы на строительстве Оренбургской железной дороги. Была целина. Уехал по комсомольской путевке, вернулся с медалью за освоение целины. И снова рельсы. Главный инженер. Станция Экибастуз. Казахстан, Калкаманский сольпромысел. Подъездные пути по дну соляного озера. Однажды озеро разбушевалось. Шпалы всплыли и рельсы скрутило, как винт. Потом их растягивали тракторами и снова укладывали. Это была «соленая целина». Рельсы к Нижнекамскому химкомбинату и Заинской ГРЭС, рельсы в Набережных Челнах, рельсы в Бугульме, Инзе, Майне, Вешкайме… Разъезд «Радостный»,
Когда было туго, Изгородин обращался в обком комсомола, в штаб стройки. Понимал: без комсомола не обойтись. Но в то же время и пошевелить молодежь надо, чтоб поактивнее была.
Начальник штаба стройки Александр Шаманов подписывал письма, и они шли на заводы-поставщики, в главки. Но свой штаб Карламанского плеча был слаб, пока Шаманов не нашел себе заместителя Геннадия Даутова. До этого Геннадий работал завгаром в мехколонне № 11.
Изгородин некоторое время приглядывался к новому комсомольскому вожаку, пока не убедился, что с ним можно работать — парень деловой, беспокойный. И вскоре подвернулся случай обратиться в штаб.
В Карагае стоял студенческий строительный отряд «Электрон» Уфимского авиационного института. Ребята сооружали дренажные трубы. Обещанные блоки не поступили. Командир отряда Юрий Авашин — к Изгородину: «Сидим без дела!» Затем в штаб, к Даутову: «Нет блоков, бригады простаивают. Дайте фронт работ!»
Леонид Владимирович понимал, что враз перевести из Уфы 720 тонн блоков дело нешуточное. Тем более, что началась уборка и машин не хватает. Но решать вопрос надо.
Пригласил главного инженера поезда Виталия Филипповича Черкасова.
— Какие можем выделить машины за блоками?
Черкасов не меньше других был заинтересован в том, чтобы до осени дренажные трубы были готовы. Однако что мог выделить он? ЗИЛ-555, трактор К-700 с прицепом — вот и вся техника!
— Собирайся в Уфу, — предложил тогда Изгородин Даутову. — Может, пробьешь вопрос там. Попытайся!
Геннадий — в трест. Там поняли, но машин нет: отдали на уборочную.
Даутов приехал в Уфу с папкой, в которой лежало письмо в обком партии, на имя первого секретаря Мидхата Закировича Шакирова. Это была последняя надежда. Решился. Из треста пошел в обком, передал письмо, в канцелярию.
Когда Даутов через два дня вернулся в Карламан, у конторы поезда стояли восемь огромных «Татр» с грузом.
Машины, делали вначале по одному рейсу в день. Даутов побеседовал с шоферами — нельзя ли по два? Вначале отказались, потом согласились, и за несколько дней все блоки были переброшены на трассу. Студенты досрочно закончили монтаж труб.
Укладка пути шла скачками. Держали земляное полотно, мосты. А когда прошли первый мост через Инзер, рельсы кончились. Полетели письма в главк. В чем дело? Есть план. Есть приказ министра. Есть график поставки. Стали ждать рельсы. Ждали, не дождались. Вместо них — письмо из главка. В нем коротко и ясно: запланированные
Как это — снял? Даутов говорит: значит, аннулировал. Началась борьба с главком. Даутов решил обратиться непосредственно к министру. И пошло в Москву новое письмо: «На данный момент имеется готовое к укладке земляное полотно от 121 до 136 км. Но Союзглавметалл письмом-изменением № 023–415 аннулировал план-поставку рельсов Р-50 на 990 тонн. В связи с этим сложилась крайне тяжелая обстановка по выполнению государственного плана и Вашего приказа…» (Подчеркнуто мною — Б. П.).
Какова же была реакция министра на это письмо? Ведь в его приказе ясно было записано: уложить рельсы в текущем году до тоннеля! (149 км. трассы.)
18 декабря 1974 года заместитель начальника ГУЖДС Поволжья и Юга тов. Муджири подписал ответ: «Выделить рельсы в текущем году не представляется возможным»
Какова же тогда, спрашивается, цена авторитетных приказов, отпечатанных типографским способом?
А следом новый удар. Из министерства пришло письмо-уведомление о том, что «централизованное снабжение необходимыми запасными частями невозможно в связи со строительством БАМа. Необходимо встать на учет в местных организациях «Сельхозтехники».
На тоннеле проходческие бригады замучила грунтовая вода и плавуны. Техника не выдерживала. Люди долбили сырую глину лопатами, ломами и кирками.
Из официального документа: «За три года работы из 420 погонных метров тоннеля пройдено всего 45 погонных метров. Из 3500 тысяч рублей метростроевцами освоено только 625 тысяч рублей капиталовложений, что составляет 18 процентов плана. В 1974 году тоннельщики освоили из 1700 тысяч рублей лишь 471 тысячу рублей, или 27,7 процента плана».
Остановились работы на мосту на 136 км. Мост — особый. Не на болтах, а на заклепках. Специалистов же — клепальщиков — не хватало.
Что делать? Даутов посоветовался с Изгородиным и снова — в Уфу.
— Собирайся в Москву! К министру! От имени всей комсомолии Башкирии, — сказали в обкоме ВЛКСМ.
Раз к самому министру, то надо не с одним вопросом. Надо представить всё наболевшие проблемы. Даутов вернулся в Карламан. Вместе с Изгородиным, другими начальниками поездов, мехколонн и организаций составили «титульный» список проблем… Некоторые сомневались, правда, примет ли комсомольского посланца министр? Не напрасная ли затея?
Евгений Федорович Кожевников, тогдашний министр транспортного строительства СССР, принял Даутова. Принял — радушно.
— Что вас привело сюда? — спросил министр.
Даутов рассказал. Про природные трудности. Про героизм людей. «Тоннель ведрами вычерпываем», — сказал Геннадий, смелея. Министр улыбнулся на эти образные слова, продолжал слушать. Все берут повышенные обязательства. Они, строители трассы Белорецк-Чишмы, тоже не хотят отставать от жизни. Про рельсы, про мосты, особенно про бельский, рассказал. Просил послать комиссию, новую, авторитетную.