Айла и счастливый финал

Перкинс Стефани

Джошуа откашливается.

Кажется, это хороший знак. Хороший.

– Первый день удался? – выпаливаю я.

На лице парня появляется забавное выражение. Глупый вопрос? Неужели такой вопрос ему обычно задает мама? Хэтти часто подкалывает меня, утверждая, что я говорю, как мама.

– Бывало и лучше. – Он кивает на дверь в офис директрисы.

– О… – И тут до меня доходит. – О! Извини. Я пришла к медсестре, поэтому… я предположила…

– Все нормально.

И, если судить по его тону, так и есть.

Интересно, почему Джошуа вызвали к директрисе. Потому что он

пропустил ее приветственную речь? Или потому что опаздывал на уроки? Жестоко наказывать его за это в первый же день. Все эти мысли стремительно проносятся в моей голове, а потом я осознаю, что мы молчим уже секунд двадцать, и это как-то уж совсем глупо.

Скажи ему. Скажи ему. Просто скажи ему уже хоть что-нибудь!

– Слушай, – решаюсь наконец я. – Мне очень стыдно за произошедшее в июне. Я выпила слишком много таблеток и мало что помню о той ночи, но уверена, ты заплатил за мою еду, поэтому хочу вернуть тебе деньги. И извини… За странное поведение. Спасибо, что проводил меня домой. И заплатил за мою еду.

Джошуа явно ждет, когда я наконец-то замолчу.

– Все нормально, – только и говорит он.

И я снова чувствую себя полной дурой.

Но Джош хмурится, будто тоже чувствует себя глупо. Затем проводит рукой по коротко стриженным волосам, умудряясь при этом их сильно растрепать.

– В смысле… Не волнуйся. В этом нет ничего такого. И тебе не нужно возвращать мне деньги, речь идет всего о нескольких баксах, – пускается он в объяснения.

Вот этот момент. Прямо сейчас. Тот момент, когда я должна прикоснуться к его руке и сказать, что я хочу ответить любезностью на любезность и пригласить его в кафе. Но я и слова не могу из себя выдавить.

– Все нормально? – спрашивает Джош, и на лице его появляется какое-то странное выражение.

И только через несколько секунд до меня доходит, что он уже в третий раз сказал «все нормально». Тут я понимаю: черт, да он же сам смущен! Его смущение придает мне уверенности.

– Что ты имеешь в виду? – спрашиваю я.

– Ты же пришла к медсестре? – отвечает он.

– О! Нет, я пришла проведать сестру. Она заболела.

– Женевьеву? – Джошуа сбит с толку.

Я потрясена. Он помнит Джен и помнит, что мы родственницы.

Оказывается, он что-то знает о моей жизни. Я качаю головой:

– Нет, младшую сестру, Хэтти. У нее сегодня первый день в школе.

– Это все объясняет. – Он морщится.

Так и вижу, как Джош мысленно ругает себя. Так здорово хоть на несколько минут поменяться ролями. По какой-то неведомой причине он нервничает из-за меня.

– И… как твой зуб? – спрашивает он. – Все зажило?

– Да, все уже хорошо. – Я улыбаюсь, чтобы приободрить его.

– Хорошо… Рад это слышать.

Я неотрывно смотрю на коврик у дивана, не в силах выдержать его взгляд. Блокнот! Он прямо здесь. Торчит из его рюкзака. Черная обложка, синяя наклейка. Я уверена, что это тот самый блокнот. И я просто обязана попросить его показать мне рисунок. Просто… открыть рот и попросить. Задать один-единственный вопрос. Один чертов вопрос!

– Вы можете увидеться с сестрой, – говорит вдруг постовая сестра.

– Merci, –

вздрогнув, говорю я, затем вскакиваю, хватаю свой рюкзак и поворачиваюсь к Джошуа: – Удачи.

Я снова смущаюсь. Все потому, что это он сидит передо мной. А затем я устремляюсь вперед по коридору, надеясь, что Джош не успеет ответить. Дверь в кабинет медсестры открыта, и Хэтти, лежащая на кушетке, тут же замечает меня. Она убирает коротко стриженные волосы за уши и принимает воинственный вид, готовясь к битве.

Я тоже убираю свои длинные волнистые волосы за уши.

– Как себя чувствуешь? – спрашиваю я.

– Что ты здесь делаешь? – Хэтти сразу же бросается в атаку, и ее вопрос больше похож на обвинение.

– Хотела убедиться, что с тобой все в порядке. Ты нормально дышишь? Отека нет? – отвечаю я как можно более миролюбиво.

– Нет, я умираю, и мне осталось жить всего пятнадцать минут. Хочу пони. – Хэтти, похоже, не собирается сдаваться так просто.

Из соседней комнаты выходит медсестра. Она невысокая, как и я, но крепче и полнее.

– Айла! Рада тебя видеть, дорогая, – улыбается медсестра. – Твоя сестра заставила нас поволноваться. Мы вкололи ей эпинефрин [11] , и теперь ей нужно целый день отдыхать. Сейчас отек горла спал, и дыхание в норме.

11

Эпинефрин – синтетический адреналин. При аллергических реакциях его вкалывают пострадавшему, чтобы снизить проницаемость стенок сосудов и повысить кровяное давление, а также для расслабления мышц.

– Я же говорила, что все в порядке, – ворчит Хэтти.

Мне хочется кричать, но я спокойно спрашиваю:

– Мама с папой знают?

– Они сейчас летят на самолете в Нью-Йорк, прикинь! – снова начинает заводиться Хэтти.

Я стискиваю зубы:

– Ты позвонишь им позже?

– Зачем? Ведь это сделаешь ты, – с вызовом бросает мне сестра.

Тут вмешивается медсестра:

– Кто-нибудь из администрации сегодня уведомит ваших родителей о случившемся.

Добродушная полненькая медсестра со смущением переводит взгляд с Хэтти на меня и, без сомнений, задается вопросом: как настолько похожие сестры могут быть такими разными? У нас обеих бледная кожа и яркие рыжие волосы, но Джен амбициозна, Хэтти упряма, а я… Я самая тихая. И никогда не попадаю в неприятности.

– Хэтти уже может вернуться в свою комнату? – спрашиваю я.

Хэтти вскипает:

– Господи, Айла, ну хватит уже!

– Что? – не понимаю я.

– Прекрати вести себя как чертова мамочка! – бесится Хэтти.

Ее излюбленное обвинение невероятно сильно задевает меня. А резкие слова эхом разносятся по комнате. Я смаргиваю слезы и поворачиваюсь к медсестре.

– Мне… мне жаль, – бормочу я еле слышно.

– Все хорошо, – говорит медсестра, однако лицо ее становится напряженным. – Хэтти, я почти закончила оформлять твои документы. Ты сможешь уйти через минуту.