Айн Рэнд. Эгоизм для победителей
Шрифт:
В 1921 г., через три года после отъезда из Петрограда, семья Розенбаумов вернулась в город. Идти было некуда, потому что Крым, как и оставшаяся часть страны, отошёл под контроль коммунистов. Анна умоляла Зиновия уехать из России, бежать всей семьёй через Чёрное море, но он решительно ей возражал. Решение вернуться не было мудрым. Их квартиру и смежные владения отдали другим семьям, хотя Розенбаумы смогли выбить себе несколько комнат в здании, которым раньше по праву владел Зиновий.
Спустя годы Алиса в одном из рассказов опишет мрачное разочарование от возвращения семьи в Петроград: «В их новом доме не было парадного входа. Не было электричества; водопровод не работал; им приходилось носить воду в вёдрах с этажа ниже. Потолки покрывали жёлтые пятна, свидетельствовавшие о недавно прошедшем дожде». Все прелести роскоши и высокой культуры исчезли. Вместо серебряных ложек с монограммами – столовые приборы из тяжёлой жести. Не было хрусталя или серебра, а «в стенах торчали ржавые гвозди, указывавшие, где раньше висели картины» [16] . На приёмах хозяйки могли предложить гостям только сомнительные
16
Ayn Rand, We the Living (1936; New York: Signet, 1959), 44, 26.
Слова Рэнд могли проникнуть прямо в душу, растормошить потайные уголки сознания и скрытые мечты.
В условиях нового советского экономического плана Зиновий смог на короткий срок вновь открыть свой магазин при помощи нескольких партнёров, но затем его опять конфисковали. После этого, возмутившись, он сделал тщетный ход: отказался работать. Алиса тихо восторгалась принципами своего отца. Для неё это отречение был не самоуничтожением, а самосохранением. Его отказ работать на эксплуатационную систему ляжет в основу её последнего романа «Атлант расправил плечи». Но когда речь шла о выживании, ни на принципы, ни на буржуазные приличия времени не было. Анна устроилась работать школьной учительницей иностранных языков, став основным источником дохода для семьи. Но её учительской зарплаты не хватало на пятерых, и в семье Розенбаумов начался голод.
Но даже при наличии денег найти достаточно еды было трудно, потому что в течение 1921–1922 гг., известных как голод в Поволжье, в России от голода умерло 5 млн человек. В городе ограниченные запасы еды выдавались лишённому сил населению по продовольственным карточкам. Пшено, жёлуди и маисовая каша стали главными составляющими семейной диеты. Анна пыталась готовить удобоваримую еду на примусе – примитивной советской печи, задымлявшей всё жилое помещение. В старшем возрасте Алиса вспоминала эти мрачные времена в ярчайших деталях. Она рассказывала своим друзьям о том, как заворачивала ноги в газеты вместо обуви, и о том, как умоляла мать о последнем сушёном горошке, чтобы отогнать голод.
Живя в таких суровых условиях, Розенбаумы продолжали ценить образование и культуру. От Алисы, теперь студентки очного отделения университета, работать больше не требовали. Когда её родители наскребали достаточно денег для того, чтобы она могла оплатить проезд на трамвае, Алиса покупала на эти деньги билеты в театр. Мюзиклы и оперетты заменили её главный «наркотик» – художественную литературу. В Петроградском государственном университете Алиса была невосприимчива к страстям революционной политики, устойчива к любому радикализму из-за тягот своей семейной жизни. Когда она окончила школу в возрасте 16 лет, вся советская система образования находилась на стадии реформирования. Большевики либерализовали правила приёма студентов, сделали обучение бесплатным, создав целый поток студентов, в том числе женщин и евреев, кому до этого доступ к университетам был закрыт. Алиса была среди первых женщин, принятых в университет. Наряду с этим большевики выгнали контрреволюционных профессоров, притеснили оставшихся и ввели марксистские курсы по политической экономии и историческому материализму. Студенты, равно как и профессора, опротестовали новые условия. На протяжении своего первого года обучения Алиса высказывалась особенно активно. Затем начались чистки. Антикоммунистически настроенные профессора и студенты начали исчезать, о них никогда больше не слышали. Саму Алису на время исключили из университета, когда выгоняли всех студентов с буржуазным прошлым. (Позже эту политику пересмотрели, и она смогла вернуться.) Отчётливо осознавая всю опасность, Алиса стала вести себя тише и говорить с осторожностью.
Образование Алисы было ярко окрашено цветами марксизма. В своём позднем творчестве она высмеивала банальщину, которую скармливали студентам через такие книги, как «Азбука коммунизма» и «Коллективный дух». К окончанию её учёбы заведение переименовали в Ленинградский государственный университет (а Петроград – в Ленинград). Как и сам город, университет оказался в плачевном состоянии. Учебники и канцелярские принадлежности были в дефиците, а в аудиториях и кабинетах профессоров было холодно так, что замерзали чернила. Затянувшаяся реорганизация и реформы означали, что отделения и требования к выпускникам постоянно менялись. В течение трёх лет учёбы в университете Алисе больше нравились семинары в небольших аудиториях, и она пропускала большие лекции, на которых сильно ощущалось влияние коммунистической идеологии. По большей части она занималась изучением истории, но также посещала занятия по французскому языку, биологии, истории мировоззрений, психологии и логике. Свой диплом она получила на междисциплинарном факультете социальной педагогики [17] .
17
Sciabarra, Ayn Rand: The Russian Radical, chapter 3.
К своему университетскому образованию Алиса относилась скептически, что, похоже, повлияло на неё больше в плане формы, нежели содержания. За время, проведённое в Ленинградском университете, она поняла, что все идеи обладают общей политической ценностью. Коммунистическая власть тщательно проверяла всех профессоров и их курсы на наличие контрреволюционных идей. Самое безобидное утверждение могли проанализировать и определить, выражает оно поддержку советской системы или нет. Даже историю – предмет, который Алиса выбрала, потому что он был относительно свободен от марксизма, – можно было вывернуть и подогнать так, чтобы в ней отражалась слава большевизма. Спустя многие годы она начнёт считать себя авторитетным
18
АР к Изабель Патерсон, 8 мая 1948 в Letters of Ayn Rand, ed. Michael S. Berliner (New York: Penguin, 1995), 214. Далее – «Письма».
Университет также сформировал у Алисы понимание интеллектуальной жизни, главным образом благодаря открытию для неё формальной философии. Русская философия была синоптической и системной, такой подход мог подогреть её интерес в созданию интегрированной философской системы [19] . На занятиях она слушала про Платона и Герберта Спенсера, а также впервые начала изучать труды Аристотеля. Также в России существовала традиция исследовать философию вне стен университета, и именно тогда она наткнулась на книги Фридриха Ницше – философа, вскоре ставшего её любимым. Один её кузен упрекал Алису за чтение книги Ницше, «который опередил все её идеи» [20] . Вне занятий она залпом читала труды философа.
19
В «Айн Рэнд: русский радикал» Крис Сиабарра утверждает, что Рэнд следует считать философом русской диалектической традиции, и это утверждение выходит за рамки его работы. Сиабарра утверждает, что на Рэнд повлияли труды Н. О. Лосского, выдающегося диалектического философа из Петроградского (Ленинградского) государственного университета, который, по её словам, был её преподавателем. Тем не менее свидетельства её связей с Лосским остаются фрагментарными, неубедительными и противоречивыми. Исследования Сиабарры раскрыли доселе неизвестные подробности об образовании Рэнд. Результаты его трудов изложены в Ayn Rand: The Russian Radical; Sciabarra, «The Rand Transcript», Journal of Ayn Rand Studies 1, no. 1 (1999): 1–26; Sciabarra, «The Rand Transcript, Revisited», Journal of Ayn Rand Studies 7, no. 1 (2005): 1–17. Данные Сиабарры указывают на неточности воспоминаний Рэнд о своей университетской жизни, к которым также нужно относиться с осторожностью. Мой рассказ об образовании Рэнд опирается на материалы Сиабарры и Рэнд, Биографическое интервью 6, 2 января 1961.
20
Barbara Branden, The Passion of Ayn Rand (New York: Random House, 1986), 45.
Первой любовью Алисы после университета, впрочем, стала не философия, а кинематограф. В начале 1920-х гг. российская киноиндустрия, находившаяся в спячке во времена хаоса войны и революции, начала просыпаться. При новом экономическом курсе советская власть разрешила показ зарубежных фильмов, а Народный комиссариат просвещения начал поддерживать производство русских фильмов. В надежде стать сценаристкой Алиса поступила в новый Государственный институт кинематографии после получения степени бакалавра. Кино стало её страстью. За 1924 г. она посмотрела 47 фильмов, а за следующий – 117. В своём дневнике, где она писала о просмотренных картинах, Алиса давала оценку от одного до пяти каждому фильму, отмечала в них основных звёзд, а также создавала список любимых артистов. Кино послужило источником вдохновения для её первых опубликованных работ: памфлета об актрисе Поле Негри и буклета «Голливуд: американский киногород». В своих ранних работах она со знанием дела писала о главных режиссёрах, артистах и фильмах, рассказывала, как устроена работа студии, как работают режиссёры и даже о том, как в съёмках используют специально выдрессированных животных [21] .
21
Кинозаметки Рэнд и два памфлета были опубликованы в Russian Writings on Hollywood, ed. Michael S. Berliner (Irvine, CA: Ayn Rand Institute Press, 1999).
Фильмы повлияли на восприятие Алисой Америки: идеальный мир, место настолько отличное от России, насколько можно представить. У Америки было очарование, она будоражила, соблазняла и обладала роскошью материальных благ. Она с благоговением писала о Голливуде: «Люди, которым дня из 24 часов недостаточно, потоками передвигаются по его бульварам, гладким, как мрамор. Им трудно говорить друг с другом, потому что их голоса тонут в шуме автомобилей. Сияющие, элегантные «Форды» и «Роллс-Ройсы» пролетают мимо, сияя своими огнями, как кадры длинной киноленты. Солнце ярко освещает окна огромных белоснежных студий. И каждую ночь над городом нависает свечение электрических огней» [22] .
22
Там же, 76.
Её интерес к Америке возрос ещё больше, когда их семье неожиданно пришло письмо из Чикаго. Почти 30 лет назад Гарри Портной, один из родственников Анны, эмигрировал в Америку, а её семья помогла оплатить его переезд. Теперь один из детей Гарри – его дочь Сара Липски – начала наводить справки о Розенбаумах, потому что о них ничего не было слышно во время войны. Алиса поняла, что это её шанс. Благодаря связи с Портными она могла бы получить визу в Соединённые Штаты, а будучи уже там, сможет найти и способ остаться. Алиса стала умолять маму попросить родственников помочь ей с этим. Её родители согласились, вероятно, переживая о том, что их прямолинейная дочь никогда не сможет выжить в условиях меняющейся политической обстановки.