Айвазовский
Шрифт:
«Лунная ночь» Айвазовского вызвала всеобщие толки. Венецианские вельможи стремились приобрести хотя бы копии с нее, ибо распространились слухи, что художник решил подарить ее монастырю святого Лазаря. Копиисты кинулись на выставку. Они знали, что после передачи картины в монастырь она навсегда будет скрыта от них. И этот поступок художника, отклонившего неслыханные предложения богатых коллекционеров, породил в газетах новый поток фантастических рассказов о нем… Многие венецианцы подплывали в гондолах к острову святого Лазаря и часами дожидались выхода из монастырских стен прославленного художника, чтобы издали приветствовать
Однажды в монастырь на имя Айвазовского было доставлено письмо в голубом конверте. В нем лежал билет на балет «Сильфида».
…После спектакля художник не отправился за кулисы. Как тогда в Петербурге, он смешался с толпой поклонников у артистического подъезда. И вот вышла она, все такая же — стройная, воздушная, в белых одеждах, — окруженная свитой венецианских вельмож. Путь ее к гондоле устлан ковром и усыпан цветами. Но она медлит, задерживает шаг, оглядывается вокруг… И, увидев его, останавливается, зовет:
— Синьор Айвазовский, я жду вас…
Толпа расступается, и он идет навстречу ей. Только минуту продолжается молчание, а потом начинается какое-то неистовство толпы. Еще бы! Случай посылает венецианцам возможность увидеть рядом с обожаемой Тальони художника, имя которого в те дни произносилось так же часто, как и имя прославленной балерины…
Сопровождаемые криками толпы, соединяющей их имена, они садятся в гондолу и плывут среди молочно-серого тумана, окутавшего ночную Венецию. Минуют узкие коридоры улиц-каналов и попадают в мир лунного блеска. Туман теперь голубой. Переливы тихой воды луна заткала золотом. Дома и церкви то приближаются в голубой дымке, то уходят далеко, далеко… Очень сыро, но тепло, мягко… Гондола подплывает к мраморным ступеням, ведущим к ярко освещенному палаццо.
Тальони движением головы указывает на него, тихо говорит:
— Это мой дом. Там меня ждут друзья после спектакля… Но я не хочу сейчас к людям, они нас сразу разлучат. Энрико, — она касается рукой гондольера, — отвези нас к Тинторетто…
И вот остался далеко позади Большой канал, траурно чернеющий теперь вдали в россыпи красных, расплывчатых от тумана огней. Гондола бесшумно скользит вдоль мрачных высоких стен. Даже в своих прогулках с Гоголем Айвазовский не забирался в эти отдаленные кварталы. Еще один поворот, они плывут узким каналом, и наконец гондола причаливает к церкви Мадонна дель Орте. Они выходят. Вдали при лунном свете видна лагуна, а за ней — снежные горы.
— Отсюда глядел на Венецию Тинторетто… — говорит Тальони. — Здесь прошло его детство в красильной мастерской отца, здесь прошла вся его жизнь, а в этой церкви он похоронен… Я равнодушна к Веронезе и Тициану, мне претят оргии в садах Тициана, как они были противны и юному Тинторетто, отказавшемуся принимать в них участие. За это Тициан изгнал его из своей мастерской… В жизни он держался как-то в стороне от суеты и соблазнов, но был одержим работой и писал, охваченный жаждой воплощения образов, которыми был переполнен… Вам знакома эта жгучая потребность работать и работать, до изнеможения, до обморока?..
— О, да!.. И это — самое прекрасное в жизни…
— Подойдем ближе… Вот здесь, против церкви, стоял его дом. В нем царила истинная красота. Это был оазис среди деловитой, парадной, утопающей в парче и драгоценностях Венеции XVI века. Тинторетто было душно и скучно от невероятной прозаической
— Это я помешал тени Тинторетто явиться к вам на свидание… — виновато шутит Айвазовский.
— О нет, вы романтик, и он был бы к вам благосклонен!.. Я преклоняюсь перед ним именно за удивительную одухотворенность его картин. Она воплощена не только в людях, но наполняет все его пейзажи… Я покажу вам такие его полотна, которых вы еще не видели. Хотите?
— Я буду счастлив!.. Как вы можете даже спрашивать…
— Мы будем бродить по Венеции в увлекательных поисках его полотен. Для этого нужно побывать во многих местах: от церкви Мадонна дель Орте до Сан Тровазо и от Сан Дзаккариа до Сан Рокко. Надо отправиться и в церковь Сан Джорджо Маджоре. А теперь пора возвращаться… Надеюсь, что друзья, ждавшие меня, потеряли терпение и разошлись по домам… А где живете вы, синьор Айвазовский? Мне говорили, что вы все время возле брата. Он еще болен?
— Нет, он уже здоров.
— Я тогда надеюсь, что вы не откажетесь быть гостем в моем доме?.. Подарите мне те дни, которые вы решили быть в Венеции. С тех пор как я видела ваши картины, я убедилась, как много общего в нашем искусстве…
Тальони отвела Айвазовскому русскую комнату. Когда он впервые переступил порог этой большой светлой комнаты, ему показалось, что он находится в одной из петербургских гостиных. На стенах висели портреты Пушкина, Жуковского, Лермонтова, петербургские пейзажи Воробьева, итальянские пейзажи Сильвестра Щедрина, Михаила Лебедева и три марины его — Айвазовского. На столе лежало много русских газет и журналов. Отдельно на небольшом столике были итальянские газеты со статьями о нем и о его выставках.
— Все это присылает мне из России муж моей дочери князь Трубецкой, — заметила Тальони на удивленный взгляд Айвазовского. — Я очень полюбила Россию за пять сезонов, что танцевала там, и теперь, покинув ее, я получаю каждое письмо, каждую книгу и журнал оттуда, как дорогую весть со второй родины…
…Настали дни, полные неизъяснимой прелести. Ни Тальони, ни Айвазовский не изменили свой распорядок дня: по-прежнему она утрами танцевала по нескольку часов, а он с восходом солнца писал в своей комнате.
Часов в девять из зала начинала чуть слышно доноситься музыка. Там, наверху, работала она… Как хорошо писалось в эти утренние часы под звуки рояля, сопровождавшие ее легкие движения!.. Они встречались в полдень за завтраком. Потом она шла к нему в комнату взглянуть на его работу, и он играл ей на скрипке. Затем Энрико подавал свою гондолу, и они странствовали по Венеции, пьянея от морского воздуха каналов.
— Сегодня я повезу вас в Скуола ди Сан Рокко, — сказала Тальони. — Это было благотворительное общество, и сюда пригласили Тинторетто, чтобы он расписал стены и потолки. Работа, которую он тут исполнил, колоссальна… Только титан мог создать то, что мы сейчас увидим.