Айвенго (с иллюстрациями)
Шрифт:
– Ричард,- отвечал пленный рыцарь, подняв на него глаза,- плохо же ты разбираешься в людях, если не знаешь, до чего могут довести честолюбие и мстительность.
– Мстительность?- повторил Чёрный Рыцарь.- Но я никогда не обижал тебя. За что же ты мне мстишь?
– За мою дочь, Ричард, на которой ты не захотел жениться. Разве это не достаточная обида для норманна такого же знатного рода, как и ты?
– Твоя дочь?- спросил Чёрный Рыцарь.- Вот странный предлог для вражды, дошедшей до кровавой расправы!Отойдите прочь,господа, мне нужно поговорить с ним наедине. Ну, Вальдемар Фиц-Урс,теперь говори чистую правду: сознавайся, кто
– Сын твоего отца,- отвечал Вальдемар.- Как видишь, он карает тебя за то лишь, что ты был непокорным сыном своего отца.
Глаза Ричарда сверкнули негодованием, но лучшие чувства пересилили в нём гнев. Он провёл рукой по лбу и с минуту стоял, глядя в лицо поверженному барону, в чертах которого гордость боролась со стыдом.
– Ты не просишь пощады, Вальдемар?- сказал король.
– Кто попал в лапы льва, тот знает, что это было бы бесполезно, - отвечал Фиц-Урс.
– Так бери её непрошеную,-сказал Ричард,-лев не питается падалью.Дарю тебе жизнь,но с тем условием, что в течение трех дней ты покинешь Англию, поедешь укрыть свой позор в своём нормандском замке и никогда не дерзнёшь упоминать имя Джона Анжуйского в связи с этим вероломным преступлением. Если ты окажешься на английской земле позднее положенного мною срока,то умрёшь, а если малейшим намёком набросишь тень на честь моего дома, клянусь святым Георгием,не уйдёшь от меня и даже в церкви от меня не спасёшься! Я тебя повешу на башне твоего собственного замка на пищу воронам… Локсли, я вижу, что ваши йомены успели уже переловить разбежавшихся коней. Дайте одну лошадь этому рыцарю и отпустите его с миром!
– Если бы я не думал, что слышу голос, которому должен повиноваться беспрекословно, - отвечал йомен, - я бы с охотой послал вслед этому подлецу добрую стрелу, чтобы избавить его от длинного путешествия.
– У тебя английская душа,Локсли,- сказал Чёрный Рыцарь, - и ты чутьём угадал, что обязан мне повиноваться. Я Ричард Английский!
При этих словах, произнесённых с величием, подобающим высокому положению и благородному характеру Ричарда Львиное Сердце, все йомены преклонили колена, почтительно выразили свои верноподданнические чувства и просили прощения в своих провинностях.
– Встаньте, друзья мои,- милостиво сказал Ричард, глядя на них с обычной приветливостью, успевшей потушить пламя внезапного гнева. Выражение его лица, хотя и горевшего ещё от сильного напряжения, уже ничем не напоминало о недавней отчаянной схватке.- Встаньте, друзья мои! Ваши бесчинства как в лесах,так и в чистом поле искупаются верной службой, которую вы сослужили моим несчастным подданным под стенами Торкилстона,а также и тем, что сегодня выручили из беды вашего короля. Встаньте, мои вассалы, и будьте мне впредь добрыми подданными. А ты, храбрый Локсли…
– Не зовите меня более Локсли,государь,и узнайте то имя, которое получило широкую известность и,быть может, достигло даже и вашего царственного слуха… Я Робин Гуд из Шервудского леса.
– Стало быть, король разбойников и глава добрых молодцов?-сказал король.
– Кто же не знает твоего имени! Оно прогремело до самой Палестины! Но будь уверен, мой славный разбойник, ни одно дело, совершённое в моё отсутствие и в порождённые им смутные времена, не будет вменено тебе в преступление.
– Вот уж правду говорит пословица, - вмешался тут Вамба, несколько менее развязно, чем обычно, -
Когда уходит
Нет у мышей забот.
– Как, Вамба, и ты здесь!
– сказал Ричард.
– Я так давно не слышал твоего голоса, что думал - ты спасся бегством.
– Это я-то спасся бегством? Как бы не так!- сказал Вамба.- Когда же видно, чтобы глупость добровольно расставалась с доблестью? Вон лежит жертва моего меча - славный серый мерин. Я бы предпочёл, чтобы он стоял здесь в добром здоровье,а на его месте валялся его хозяин. Сначала я немного сплоховал, это верно, потому что пёстрая куртка - не такая хорошая защита от острых копий, как стальной панцирь. Но хоть я и не всё время сражался мечом, согласитесь, что я первый протрубил сбор.
– И очень кстати, честный Вамба,- сказал король.- Я не забуду твоей верной услуги.
– Каюсь!
– раздался смиренный голос поблизости от короля.
– Ох, остальная латынь вся из головы вылетела! Но я сам исповедуюсь в смертном грехе и прошу только, чтобы простились мне мои прегрешения перед тем, как меня поведут на казнь!
Ричард оглянулся и увидел весёлого отшельника, который, стоя на коленях, перебирал чётки, а дубинка его, изрядно поработавшая во время недавней свалки, лежала на траве рядом с ним. Он состроил такую рожу, которая по его мнению,должна была выражать глубочайшее сокрушение:глаза закатил, а углы рта опустил книзу, словно шнурки у кошелька, по выражению Вамбы. Однако все эти признаки величайшего раскаяния не внушили особого доверия, так как на лице отшельника проглядывало сильное желание расхохотаться, а глаза его так весело блестели, что и страх и покаяние были, очевидно, притворны.
– Ты с чего приуныл,шальной монах?-сказал Ричард.-Боишься,что твой епископ узнает, как ты усердно служишь молебны богородице и святому Дунстану?… Не бойся, брат: Ричард, король Англии, никогда не выдаст тех секретов, которые узнает за бутылкой.
– Нет, премилостивейший государь,- отвечал отшельник (всем любителям народных баллад про Робина Гуда известный под именем брата Тука), - мне страшен не посох епископа, а царский скипетр. Подумать только, что мой святотатственный кулак дерзнул коснуться уха помазанника божия!
– Ха-ха!- рассмеялся Ричард.- Вот откуда ветер дует! А я позабыл о твоём тумаке,хотя после того у меня весь день в ухе звенело. равда, затрещина была знатная,но я сошлюсь на свидетельство этих добрых людей: разве я не отплатил тебе той же монетой? Впрочем, если считаешь, что я у тебя в долгу, я готов сию же минуту…
– Ох, нет,- отвечал монах,- я своё получил сполна, да ещё с лихвой! Дай бог вашему величеству все свои долги платить так же аккуратно.
– Если бы можно было всегда расплачиваться тумаками, мои кредиторы не жаловались бы на пустую казну,- сказал король.
– А всё же,- сказал отшельник, снова состроив плаксивую рожу, - я не знаю, какое будет на меня наложено наказание за этот богопротивный удар.
– Об этом,брат,и говорить не стоит,-сказал король.-Мне столько доставалось ударов от руки всяких язычников и неверных, что нет причины сетовать на одну-единственную пощёчину от такого святого человека, каков причетник из Копменхерста. А не лучше ли будет, друг мой, и для тебя и для святой церкви, если я добуду тебе позволение сложить с себя духовный сан и возьму тебя в число своей стражи, дабы ты столь же усердно охранял нашу особу, как прежде охранял алтарь святого Дунстана?