Айвенго (с иллюстрациями)
Шрифт:
– Ричард Анжуйский!- воскликнул Седрик, отступив в величайшем изумлении.
– Нет,благородный Седрик,я Ричард, король английский. Заветное моё желание заключается в том, чтобы все сыны Англии жили между собою в мире и согласии… Что же, почтенный тан, ты и не думаешь преклонить колено пред твоим государем?
– Перед норманской кровью оно никогда не преклонялось, - сказал Седрик.
– Тогда воздержись от присяги,- сказал король, - пока не убедишься, что я одинаково покровительствую и норманнам и саксам.
– Государь,- отвечал Седрик,- я всегда отдавал справедливость твоей храбрости и достоинствам. Знаю также, на чём основаны твои права на корону: ты потомок Матильды, а она была племянницей Эдгара Атлинга и дочерью шотландского короля Малькольма. Но Матильда, хоть и королевской саксонской
– Я не буду спорить с тобой о моих правах, благородный тан,- сказал Ричард спокойно, - но попрошу тебя оглянуться вокруг и сказать, кого же ты теперь можешь выставить мне соперником.
– И ты явился сюда только затем, чтобы сказать мне об этом?- сказал Седрик.- Пришёл укорять меня в гибели моего племени, когда ещё не засыпана могила последнего отпрыска саксонских королей!
– При этих словах лицо его омрачилось гневом.- Это смелый и опрометчивый шаг!
– Нисколько, клянусь святым крестом!
– возразил король.
– Я поступил так в полной уверенности, что один храбрый человек может положиться на другого, ничего не опасаясь.
– Ты хорошо сказал, государь, и я признаю, что ты король Англии и будешь им впредь, невзирая на моё слабое сопротивление. Не смею прибегнуть к тому средству, которое могло бы этому помешать, хоть ты и ввёл меня в сильное искушение.
– А теперь вернёмся к моей просьбе,- сказал король,- и я её выскажу так же прямо и откровенно, как ты отказался признать во мне законного короля. Итак, на основании данного тобою слова и под страхом обвинения в вероломстве и клятвопреступлении прошу, чтобы ты простил доброго рыцаря Уилфреда Айвенго и снова даровал ему свою родительскую любовь.Согласись, что в этом примирении и я лично заинтересован, так как оно касается счастья моего друга и должно прекратить распри среди моих верных подданных.
– Это Уилфред?
– спросил Седрик, указывая на сына.
– Отец, отец!- воскликнул Айвенго, бросаясь к его ногам.
– Даруй мне твоё прощение!
– Дарую, сын мой,- сказал Седрик, поднимая его с пола.- Потомок Херварда знает,как держать своё слово,даже если оно дано норманну.Но ты должен носить одежду наших предков- чтобы не было в моём доме куцых плащей, пёстрых шапок и перьев!Если хочешь быть сыном Седрика,то и держись как потомок саксонского рода. Ты, я вижу, хочешь что-то сказать,- продолжал он сурово,- и я заранее знаю, о чём будет речь. Знай, что леди Ровена два года будет ходить в трауре по своему наречённому. Все наши саксонские предки отказались бы от нас, если бы мы вздумали говорить о другом союзе,ещё не успев опустить в могилу того, с кем она должна была соединиться, кто и знатностью и родом своим был несравненно достойнее её руки, нежели ты. Сам Ательстан сбросил бы с себя гробовые пелены и призрак его предстал бы перед нами, чтобы воспретить такое оскорбление его памяти.
Казалось, будто этими словами Седрик действительно вызвал призрак. Только он успел их произнести, как дверь распахнулась, и на пороге явился Ательстан - в длинном саване, бледный, худой, похожий на выходца с того света.
Его появление произвело на всех потрясающее впечатление.Седрик попятился к стене,прислонился к ней, словно был не в силах держаться на ногах, и, широко разинув рот, уставился на своего друга неподвижным взглядом. Айвенго крестился,произнося молитвы, по-саксонски, по-латыни и на нормано- французском наречии. А Ричард вперемежку то читал молитву: «Benedicite», то ругался по-французски: «Черт побери!»
Между тем в нижнем этаже слышался ужасный шум и раздавались крики: «Держи их, монахов-предателей!Упрятать их в подземелье! Швырнуть их с самой высокой башни!»
– Именем божьим заклинаю тебя,- сказал Седрик, обращаясь к тому, кого он принимал за призрак своего умершего друга,- если ты смертный- говори! Если же ты бесплотный дух- поведай, зачем ты явился к нам и что я могу сделать для упокоения твоей души? Живой или мёртвый, благородный Ательстан, откройся Седрику!
– Погоди,- отвечал призрак очень спокойно,- дай сперва перевести дух и отдохнуть немного. Ты спрашиваешь, жив ли я? Вот уж именно чуть жив - как человек,три дня сидевший на хлебе и воде,- три дня,но они мне показались тремя веками. Да, отец Седрик, на хлебе и
– Как же так,благородный Ательстан,- сказал Чёрный Рыцарь,- я сам видел, как вы пали от руки бешеного храмовника в Торкилстоне. Я думал, да и Вамба нам говорил, что вам прорубили череп до самых зубов.
– Вы ошиблись,сэр рыцарь,а Вамба просто соврал,- сказал Ательстан.- Зубы у меня все целы, и я докажу это сегодня за ужином. Впрочем, за это нечего благодарить храмовника: просто меч перевернулся в его руке и удар пришёлся плашмя;к тому же я отразил его плицей. Будь у меня на голове стальной шишак, я бы не заметил этого удара и сам так бы хватил Буагильбера,что он бы не сбежал.А тут я упал, правда оглушённый, но невредимый. В этой драке на меня навалились убитые и раненые норманны и йомены,а я так и не пришёл в сознание до тех пор, пока не очнулся в гробу, по счастью не заколоченном; гроб стоял перед алтарём в монастырской церкви святого Эдмунда. Я несколько раз чихал, стонал, наконец пришёл в себя и собрался было встать, как на шум прибежали сильно испуганные пономарь с аббатом.Они, конечно,очень удивились, но совсем не обрадовались, когда увидели живым того человека, наследством которого собрались поживиться. Я попросил у них вина. Вина-то они дали, но, должно быть, подсыпали в него снотворного, потому что я заснул крепче прежнего и проспал очень долго. Когда же я проснулся, то оказалось, что руки у меня связаны,а ноги стянуты так крепко,что до сих пор,как вспомню,щиколотки ноют. В помещении было совсем темно, видимо, это была подземная темница проклятого монастыря, а судя по затхлому, смрадному запаху, ею пользовались как покойницкой. Я никак не мог сообразить, что же это со мной происходит, но тут заскрипела дверь и вошли два негодяя монаха. Они принялись меня уверять, что я попал в чистилище, только я сразу узнал по голосу и одышке отца настоятеля.Святые угодники!Совсем по-другому заговорил,и тон совсем не тот, каким он,бывало,просил меня отрезать ему ещё ломоть говядины! Проклятый пёс! Ведь пировал у меня с первого дня рождества до крещения.
– Погодите, благородный Ательстан,- сказал король,- переведите дух и рассказывайте спокойней. Будь я проклят! Но ваш рассказ стоит того, чтобы его послушать как роман.
– Ну,- сказал Ательстан,- клянусь бромхольским крестом,нет ничего похожего на роман! Краюха ячменного хлеба да кувшин воды- вот всё, что они давали мне, скаредные прохвосты;мой отец и я обогатили их, раньше их доходов только всего и было,что копчёное сало да мерка зерна,которые они вымогали у рабов и крепостных за свои молитвы,- гнездо гнусных, неблагодарных гадюк! Ячменный хлеб и вода из канавы такому благодетелю! Ну,погодите,я их выкурю из гнёзда, пусть даже отлучают меня от церкви!
– Именем пресвятой девы, благородный Ательстан,- сказал Седрик, хватая его за руку, - скажи, как же ты избавился от неминуемой опасности? Смягчились ли их сердца?
– Их сердца смягчились!-воскликнул Ательстан.- Ну нет,скорее скалы растают от солнца.Я бы и до сих пор оставался там,если бы не поднялась суматоха из- за моих поминок: они, как рой пчёл из улья, прилетели сюда обжираться, а уж им-то хорошо было известно, как и где я заживо похоронен. Я сам слышал, как они пели погребальные псалмы,но мне и в голову не приходило, что это они пекутся о моей душе,а тем временем морят голодом моё тело.В конце концов они ушли, а я долго ждал, что мне дадут чего-нибудь поесть. И не диво: хромой пономарь слишком усердно занялся собственным угощением,чтобы подумать обо мне. Наконец он явился и едва сполз по ступеням, так его качало, да и несло же от него вином и пряностями! Должно быть, хорошая еда расположила его к милосердию,потому что он принёс мне кусок пирога и флягу вина. Я поел, выпил и подкрепился. На моё счастье, пономарь был так пьян, что не мог исправно исполнять обязанности тюремщика.Уходя, он повернул ключ, но дверь не захлопнул, так что она приоткрылась.От света, сытной еды и вина в голове у меня прояснилось.Железная скоба,к которой были прикреплены мои цепи, совсем перержавела,чего не подозревали ни я, ни этот подлец аббат.У них в проклятом подвале такая сырость, что и железо не может долго выдержать.