Айвенго (с иллюстрациями)
Шрифт:
– Только вот что я тебе скажу,- сказал он.- По моему мнению, мои земляки саксы слишком долго водились с норманнами и стали на их манер сочинять печальные песенки.Ну к чему добрый рыцарь уезжал из дому?Неужто он думал,что возлюбленная в его отсутствие не выйдет замуж за его соперника? Само собой разумеется, что она не обратила ни малейшего внимания на его серенаду, или как бишь это у вас называется, потому что его голос для неё- всё равно что завыванье кота в канаве… А впрочем, сэр рыцарь, пью за твоё здоровье и за успех всех верных любовников. Боюсь, что ты не таков,- прибавил он,видя, что рыцарь, почувствовавший шум в голове от беспрестанных возлияний, наполнил
– Как же,- сказал рыцарь,- не ты ли мне говорил, что это - вода из благословенного источника твоего покровителя, святого Дунстана?
– Так-то так,- отвечал отшельник,- он крестил в нём язычников целыми сотнями. Только я никогда не слыхивал, чтобы он сам пил эту воду. Всему своё место и своё назначение в этом мире. Святой Дунстан, верно, не хуже нашего знал привилегии весёлого монаха.
С этими словами он взял арфу и позабавил гостя следующей примечательной песенкой, приспособив к ней известный хоровой мотив старинных английских песен дерри-даун. Эти песни, как предполагают, относились к далёкой старине, более далёкой, чем эпоха семи государств англов и саксов; их пели во времена друидов, прославляя жрецов, когда те уходили в лес за омелой.
Ты можешь объехать за несколько лет
Испанию и Византию - весь свет;
Кого б ты ни встретил в заморских краях,
Счастливее всех босоногий монах.
В честь дамы отправился рыцарь в поход,
А вечером раненный насмерть придёт.
Его причащу: если ж дама в слезах,
Утешит её босоногий монах.
Цари своих мантий величье не раз
Меняли на скромность монашеских ряс,
Но вдруг захотеть оказаться в царях
Не мог ни один босоногий монах.
Привольное лишь у монаха житьё:
Чужое добро он сочтёт за своё,
Монаха во всех принимают домах,
Везде отдохнёт босоногий монах,
Ведь лакомства, что для него берегут,
Бывают обычно вкуснее всех блюд;
Всегда он обедает славно в гостях -
Почётнейший гость, босоногий монах.
За ужином пьёт он отменнейший эль,
И мягкую стелют монаху постель:
Хозяина выгонят вон впопыхах,
Чтоб сладко поспал босоногий монах.
Да здравствует бедность одежды моей,
Власть римского папы и вера в чертей!
Рвать розы, не думать совсем о шипах
Могу только я, босоногий монах.
– Поистине,-сказал рыцарь,-спел ты хорошо и весело и прославил своё звание как следует. А кстати о чёрте, святой причетник: неужели ты не боишься, что он когда-нибудь пожалует к тебе как раз во время таких мирских развлечений?
– Мирских? Это я-то мирянин?
– возмутился отшельник.
– Да я служу в своей часовне верой и правдой две обедни каждый божий день,утреню и вечерню, часы, кануны, повечерия.
– Только не лунными ночами,когда можно поохотиться за дичью,- заметил гость.
– Exceptis excipiendis, - отвечал отшельник,- как наш старый аббат научил меня отвечать, в случае если дерзновенный мирянин вздумает расспрашивать, все ли канонические правила я исполняю в точности.
– Это так, святой отец,-сказал рыцарь,- но чёрт подстерегает нас именно за исключительными занятиями.Ты сам знаешь, что он всюду бродит, аки лев рыкающий.
– Пусть зарычит,коли посмеет,- сказал монах.- От моей верёвки он завизжит, как визжал от кочерги святого Дунстана.Я сроду не боялся ни одного
Он перевёл разговор на другое, и попойка продолжалась на славу. Уже много песен было спето обоими,как вдруг их весёлую пирушку нарушил сильнейший стук в дверь лачуги.
Чем была вызвана эта помеха, мы сможем объяснить только тогда, когда возвратимся к другим действующим лицам нашего рассказа, ибо, по примеру старика Ариосто, мы не любим иметь дело только с одним каким-нибудь героем, охотно меняя и персонажей и обстановку нашей драмы.
Глава XVIII
Вперёд! Пойдём мы долом и лощиной,
Где молодой олень бежит за ланью,
Где дуб широкий крепкими ветвями
Свет не пускает в просеку лесную.
Вперёд! Ведь хорошо идти по тропам,
Пока на троне радостное солнце;
Пусть станет мрачным и небезопасным
В обманчивом мерцании Дианы.
Когда Седрик Сакс увидел, как сын его упал без чувств на ристалище в Ашби, первым его побуждением было послать своих людей позаботиться о нём, но эти слова застряли у него в горле. В присутствии такого общества он не мог заставить себя признать сына, которого изгнал из дома и лишил наследства. Однако он приказал Освальду не выпускать его из виду и с помощью двух крепостных слуг перенести в Ашби, как только толпа разойдётся. Но Освальд опоздал с исполнением этого распоряжения: толпа разошлась, а рыцаря уже нигде не было видно.
Напрасно кравчий Седрика озирался по сторонам, отыскивая, куда девался его молодой хозяин;он видел кровавое пятно на том месте,где лежал юный рыцарь, но самого рыцаря не видел: словно волшебницы унесли его куда-то. Может быть, Освальд именно так и объяснил бы себе исчезновение Айвенго (потому что саксы были крайне суеверны),если бы случайно не бросилась ему в глаза фигура человека, одетого оруженосцем, в котором он признал своего товарища Гурта. В отчаянии от внезапного исчезновения своего хозяина,бывший свинопас разыскивал его повсюду, позабыв всякую осторожность и подвергая себя нешуточной опасности. Освальд счёл своим долгом задержать Гурта, как беглого раба, чью судьбу должен был решить сам хозяин.
Кравчий продолжал расспрашивать всех встречных,не знает ли кто, куда делся Айвенго. В конце концов ему удалось узнать, что несколько хорошо одетых слуг бережно положили раненого рыцаря на носилки,принадлежавшие одной из присутствовавших на турнире дам, и сразу же унесли за ограду. Получив эти сведения,Освальд решил воротиться к своему хозяину за дальнейшими приказаниями и увёл с собой Гурта, считая его беглецом.
Седрик Сакс был во власти мучительных и мрачных предчувствий,вызванных раной сына.Его патриотический стоицизм сакса боролся с отцовскими чувствами. Но природа всё-таки взяла своё.Однако стоило ему узнать,что Айвенго, по- видимому, находится на попечении друзей, как чувства оскорблённой гордости и негодования, вызванные тем, что он называл «сыновней непочтительностью Уилфреда», снова взяли верх над родительской привязанностью.