Аз-Зейни Баракят

аль-Гитани Гамаль

Несколько лет назад вернулся шейх Абу-с-Сауд на родину, в Египет, и с тех пор безвыездно живет а Кум-аль-Джарехе. В любой час, днем и ночью, к нему приходят странствующие дервиши, главы различных направлений в исламе. И никто не уходит, не повидав шейха, не представив ему того, кто прибыл, чтобы повидаться с ним. Только во время молитвы запрещается обращаться к нему. Но иногда шейх прерывает свои размышления, свое углубленное созерцание прошедших времен и выслушивает просителя, о приходе которого ему доложили или незаметно дали знать.

Саиду жаль, что он не принимает участия в беседе шейхов, что не зайдет к нему Омру бен аль-Одви выспросить у него о чем-нибудь. Здесь Саид говорил бы во весь голос. Здесь он не боится чужого глаза, не страшится, что его подслушают или напишут на него донос. Здесь он не боится самого Закарии бен Рады, от одного имени которого трепещет в страхе вся страна.

— Клянусь аллахом, учитель, не

будет нам добра, если не назначат Аз-Зейни, — говорит шейх Аль-Касабий.

— Я, братья мои, в жизни не слышал его и не видел… Ничего о нем не ведаю, — вступает в беседу шейх угольщиков.

Вперед наклоняется шейх Абу-с-Сауд. Шейх Аль-Касабий умолкает.

— А как же его выбрал султан, хотя он не принадлежит к людям сановитым и… не известен никому?

Вопрос шейха заставляет всех задуматься.

— Мы не знаем, о учитель. Может быть, султан прошел мимо тех, о ком нам ведомо, что они лиходеи и распутники, и аллах привел его к Аз-Зейни Баракяту.

— Никто не сможет убедить его принять должность, кроме тебя, да благословит тебя аллах!

Шейх Абу-с-Сауд шепчет:

— О боже! Пошли нам добра и не посылай зла!

Среда. Десятого числа месяца шавваля

— Когда я услышал, что Аз-Зейни направляется в мечеть Аль-Азхар, чтобы обратиться к народу, я сказал себе: «Клянусь аллахом, что не упущу случая увидеть его». Я думал, что буду один, но, когда пришел, увидел, что там яблоку негде упасть, как будто настал день воскресения из мертвых.

Так говорил, поглаживая грудь, Ас-Сафди, торговец благовониями из аль-Хамзави, который лучше всех делает духи из лепестков лилий.

— Я его видел…

— К нему обращены все взоры!

— Какое благочестие! Какая праведность! То, что мы слышали, мог сказать только настоящий муж. Такие появляются на свет для того, чтобы не склоняться перед властью или силой!

— Он очень смуглый и маленького роста, да? Говорят, он темен лицом и у него большая черная борода?

— Ничего подобного! У него лицо как лицо, как у всех нас!

— Попал пальцем в небо! — засмеялся учитель Муршиди.

— Да простит меня аллах! Я только хотел сказать, что он лицом похож на тебя! — Потом продолжал серьезно: — Я видел его верхом на муле хранителя мер и весов, поэтому не разобрал, какого он роста — высокого или низкого. Я не видел его на кафедре мечети.

— Нельзя сказать, чтобы ты любил себя утруждать! — заметил Омру бен аль-Одви, быстро перебирая бусины четок.

— Клянусь, ты прав, шейх Омру!

Мальчик мастера Ас-Сафди принес на подносе чаши с харрубом [26] . Омру взял фаянсовую пиалу. Запах напитка наполнил прохладный воздух. У Ас-Сафди обычай пить напиток из индийских фиников, харруб и лимон в холодные зимние дни. Он утверждает, что это облегчает работу сердца и расширяет грудь.

Губы Омру шепчут слова молитвы. Быстрым взором он окидывает лица собравшихся и прячет глаза под опущенными веками. Он говорит немного, больше слушает. С такими, как эти, невозможно оплошать. Они без стеснения говорят, что думают. Ему нет надобности бросать, как бы случайно, несколько слов, чтобы незаметно направить разговор в желаемое русло. Он чувствует, как живительная прохлада харруба разливается по его жилам. День был тяжелым. Вчера вечером люди не ложились спать. Лавки не закрывались ни на минуту, а их хозяева просидели перед ними всю ночь. Эмиры не запирали своих домов, и барабанщики били в барабаны после ужина дольше, чем обычно. Новости накатывали и отливали, как огромная морская волна, которая набегает на скалу, чтобы отхлынуть вновь.

26

Напиток из плодов рожкового дерева.

«Аз-Зейни вышел из Крепости!» — «Аз-Зейни направляется в зал ад-Духейша в Крепости!» — «Ничего подобного! Аз-Зейни не покидал еще дома эмира Канибая!»

На рассвете прилетела новость о том, что шейх Абу-с-Сауд направил к Аз-Зейни Баракяту семинариста из Аль-Азхара. Тот прибежал к нему и привел его в Кум-аль-Джарех, где Аз-Зейни уединился с шейхом Абу-с-Саудом. Омру старался изо всех сил не пропустить чего-нибудь важного, не упустить со значением брошенного взгляда, особого смешка, анекдота, рассказанного одним из этих насмешников, которых даже сейчас ничего не заботит и не кручинит. Им бы только сидеть перед лавками, где продают сладкие лепешки и чебуреки, да смеяться и язвить. Омру знает, что он не один. Кроме него за людьми следит кто-то еще. Он следит и за самим Омру, доносит о нем начальнику соглядатаев Каира. Когда начальник сообщил ему об этом, Омру почувствовал себя как уж на сковородке. Долго он спрашивал себя: «Кто они?» Пытался угадать хотя бы

одного из них. Ломал себе голову и, не мог ничего придумать. Казалось, вот-вот он уже у цели, но мысль куда-то исчезала и расплывалась. Если один из них донесет о чем-нибудь, что произошло на глазах у Омру, а он этого не заметил, Омру несдобровать. Его подвергнут допросу с пристрастием, обвинят в небрежности, неискренности в донесениях. Начальник будет ругаться, вызовет его, встретит собственной персоной: «Ты знаешь, что произошло из-за твоей небрежности?! Султан страшно разгневан. Он не спал целую ночь из-за того, что случилось с одним из его людей. Разве, не такие, как ты, глаза и уши его? Если ослепнут его глаза и оглохнут уши, как он будет знать о положении народа? Как сможет творить справедливость по отношению к своим подданным? Ты проходишь мимо происшествия, которое кажется для невнимательного глаза не заслуживающим внимания. А ведомо ли тебе, известно ли, что за ним скрывается? Во времена султана Кайтабая несколько его приближенных замыслили против него заговор. А знаешь, как сообщались заговорщики, скрываясь от глаз султана? Главный соглядатай в те времена следил за тем, что происходило, с таким вниманием и усердием, что раскрывал любой заговор или замысел против султана. Как мог султан Кайтабай так долго оставаться на троне? Целых тридцать лет он правил благодаря искусству своих соглядатаев, их бдительности и усердию. Зная это, эмиры пустились на новую хитрость. Один из них стал выходить за ворота Каира, делая вид, что прогуливается и дышит свежим воздухом около Баракят ар-Ратль, в Булаке и под деревьями аль-Узбекии в одно и то же заранее установленное время. С противоположной стороны появлялся другой эмир. Они махали руками друг другу и громко радовались встрече, как будто не виделись сто лет. Между ними происходил быстрый и короткий разговор, во время которого они договаривались о главном, а потом расходились. Кто тут может что-нибудь заподозрить? У кого может закрасться какое-нибудь сомнение или недобрая мысль? Однако дело не осталось незамеченным для шихаба Джаафара бен Абдель-Джуада, самого умного человека, когда-либо занимавшего пост хранителя мер и весов в истории мамлюков и султаната. Его превзошел лишь один Закария бен Рады. Покойный Джаафар разгадал дело с помощью древней старухи лет восьмидесяти. Так она выглядела, а по-настоящему ей было не более сорока. Джаафар первым стал использовать старух в роли соглядатаев под видом нищенок, которые сидели на главных улицах, около фонтанчиков для питья, кладбищ, перед домами, прося подаяние. На самом деле они следили за всем так, что муха не могла пролететь мимо незамеченной. Короче, эта осведомительница разгадала смысл того, что происходило перед ней каждые два дня, поняла, как встречаются эмиры друг с другом. Каждый раз один, увидев другого, восклицал: «Как давно я тебя не видел!»

Говорят, хотя только господу известно, правда ли это, что осведомительница была слепа и дошла до всего по слуху. Благодаря этому пустяковому случаю заговорщики были раскрыты. Шихаб Джаафар захватил их в ту ночь, когда они собирались напасть на Кайтабая, да смилуется над ним аллах! Читайте историю, о люди! Вы глаза справедливости, вы сама справедливость! Как вы можете пренебрегать даже ничтожной мелочью? Как?..

Поднялся мастер Ас-Сафди.

— Слава господу, дела идут так, как нам хочется.

Шейх Аль-Касабий стал искать свою палку.

— Вечером, даст бог, встретимся в бане… Поплескаемся в горячей водичке, чтобы встретить нового казначея чистыми душой и телом, когда он заедет к нам.

— Признайся, что тебе хочется попариться и подкрепить здоровье, — сказал Махмуд-молочник.

Послышался смех. Ночь темным покрывалом опустилась на дома. Все стали прощаться.

— Может быть, приду… Я очень люблю баню.

— И сладости, Омру!

Омру хихикнул. Пальцы у него дрожали. Лишь один раз начальник соглядатаев Каира говорил с ним грубо. Это было, когда он не передал разговор между тремя семинаристами из Сирии. С того момента он понял, что за ним следит неусыпное око. Один из этих? Мастер Ас-Сафди? Молочник? А может быть, сам шейх Аль-Касабий? Нет, не будет он думать об этом! Зачем спрашивать себя, кто из них за ним следит? А вдруг призовет его к себе начальник и спросит: «Ты почему решил, что за тобой следят?» Он не станет думать об этом!

Все меняется, меняется и отношение начальника. Когда за ним прислали в первый раз, он ходил потом довольный собой — начальник очень расхваливал его расторопность. Сколько азхарийцев сгинуло в этой жизни! Начальник сказал ему, что знает о нем все. Знает, что он живет только тем, что Аль-Азхар выдает студентам на пропитание, что из дома он не получает ни одного дирхема, но очень нуждается в этих дирхемах, чтобы посылать их своей престарелой матери. Тогда же начальник сказал ему, как зовут его мать, хотя Омру не говорил об этом ни одной живой душе. И не только это. Начальник сказал, сколько ей лет, хотя она сама не знает, в каком году появилась на свет.