Азатот
Шрифт:
Незаметно лодка причалила к ступеням, спускающимся с высокой набережной к самой воде; молодой человек не сразу понял, что его путешествие подошло к концу. Рулевой помог перебраться ему на твердую землю и показал на скромный двухэтажный дом, заросший яблонями, грушами и еще какими-то неведомыми на земле деревами, чьи плоды источали тонкий аромат, напомнивший молодому человеку о далеком детстве. На душе у него сделалось легко и покойно, он обвел глазами дом и почувствовал, как ему хочется войти в него, пройтись по комнатам, посидеть у окна, глядя на лениво плещущие воды реки и на корабли и лодки, заполнившие ее спокойные воды, между делом перебрасываясь с хозяином дома фразами ни к чему не обязывающей беседы; молодой человек почувствовал внезапно, что в этом доме его ждут, как самого дорогого гостя.
Указав рукой на дом, рулевой сказал, что здесь и живет верховный мудрец, предсказавший его появление на заброшенном тракте. Едва он произнес эти слова, как дверь в доме распахнулась,
Когда молодой человек отобедал, старик, с неизменной улыбкою наблюдавший за ним, пригласил молодого человека следовать в сад по мощеной розовым гранитом дорожке, через минуту приведшей их к маленькому домику, что предназначался для гостей верховного мудреца. К их числу старик отнес и своего спутника. Он провел молодого человека по всем коридорам и комнатам домика и пожелал, чтобы тот гостил в нем столько, сколько пожелает, и располагал бы своим и его, верховного мудреца, временем в меру своих намерений и устремлений.
Пока старик показывал сад молодому человеку, невдалеке хлопнула калитка, и в саду появились новые люди: молодая пара - юноша, немногим старше двадцати и девушка, его ровесница. И едва молодой человек взглянул на нее, как у него остановилось сердце.
А старик остановился и, подозвав пару к себе, представил обоих своему гостю: его дети - старшая Мулиэра и младший Палеон. Девушка застенчиво взглянула молодому человеку в глаза и тотчас же вспыхнула как маков цвет и залилась румянцем и потупилась, не решаясь ни подойти, ни покинуть сад. Она так и стояла в стороне до тех пор, пока старик не обратился к Палеону и не пригласил его следовать в дом, оставляя молодых наедине.
Минута не истекла, а они уж говорили как самые близкие знакомые. Говорили обо всем, о чем только могли вспомнить и спросить, взволнованно и спешно, точно боялись не успеть наговориться за отведенное солнцем время. За время этой беседы молодой человек узнал, что собеседница многое знала о нем самом, услышанное из недавних рассказов отца, и то, что поведал Мулиэре отец о его жизни в ином мире, странным образом сблизило с девушкой, ибо она уже приняла его, такого, какой он есть и, приняв, ничего не просила взамен. Она знала многое не только о нем, но и о мире, в котором он жил и живет вне сна, о "Сумрачном мире", как сказала девушка, повторяя слова отца, и молодой человек не мог не согласиться с ней. А, согласившись, попросил рассказать о себе.
Но в тот раз ему не суждено было услышать ее историю, ибо Мулиэра, внимательно на него взглянув, сказала, что он уже просыпается, и, торопливо попрощавшись с ним, поцеловала в щеку, - точно облако скользнуло по коже. В сей же миг молодой человек оказался в утре нового дня на своей постели в городе его родного мира, того, которому дадено имя сумрачного, в городе, которого он бежал эту и предыдущую ночи.
Ему давно уже пора было идти на работу, но он все медлил, вспоминая дивный сон, пришедший к нему этой ночью и с пробуждением унесший, Мулиэру, с которой его познакомил великий мудрец, и ее отца, и брата, сожалел, что не может все время быть вместе с ними, и, одновременно, досадовал на свою нерасторопность: не успел он в последний миг заключить Мулиэру в объятия и коснуться ее губ. Единственная мысль утешала его о том, что все еще впереди, все повторится, стоит ему вернуться с работы и погрузиться в долгожданный сон. И с ней молодой человек с небольшим опозданием пришел на место своей службы, вызвав неодобрение старших коллег, и делал дело свое механически, не задумываясь, мыслями пребывая в далекой Рошанне. А едва прозвучал сигнал к завершению дел, со всех ног устремился домой.
В новом сне он, как и прежде, очутился в том самом месте, где расстался со сном предыдущим, - как раз на средине пути между домиком для гостей и обиталищем верховного мудреца, а, оглядевшись по сторонам, сразу же увидел спешащую к нему Мулиэру. Тотчас же молодой человек бросился навстречу ей, заключил в объятия и исполнил, наконец, то, о чем мечтал поутру, досадуя на свою робость и нерешительность.
Позже, значительно позже, предначертанная неизбывная страстность, бросившая их в объятия во все сметающем и все оправдывающем порыве, немного утихла, остыла, нет, не остыла, скорее, насытилась, перешла в иное качество и дала им возможность уже без мучительного, жадного блеска в глазах взглянуть друг на друга, просто
– Знаешь, - Мулиэра назвала его ласковым именем, от которого сладко заныло сердце, и расправила складки простыни на груди, и жест этот показался молодому человеку удивительно домашним, каким-то по-особенному уютным, точно он всегда мечтал вот так вот находиться подле Мулиэры и гладить ее по волосам, а она в ответ бы говорила о чем-то и изредка поправляла складки на простыне, - знаешь, мой отец непременно поможет нам, я совершенно уверена, что он найдет выход, и нам не нужно будет все время разлучаться. Ну, разве что иногда, - она улыбнулась, и он улыбнулся вслед за ней.
– Сейчас по нашему миру путешествует лишь твой разум, облаченный в фантомное тело, но мой отец знает, как совершить не только духовное, но и телесное перемещение твоего истинного "я". Когда я была маленькой, много лет назад, - сказала она с непосредственностью молодой девушки, - он сделал это по просьбе самого князя, за что и получил в награду наш дом. Мне не дозволялось в то время заходить в комнату, где отец готовится к путешествиям и совершает их, предсказывает или творит заклинания, но в тот раз я все же пробралась к замочной скважине, тихо как мышка, и наблюдала за всем происходящим. И кое-что, переняла у него, еще до того, как отец начал меня учить - ведь наш род славится сновидческими умениями. У меня пока еще плохо получается, у брата куда лучше... знаешь, я иногда завидую ему. У него все выходит так просто и легко. Особенно ему даются путешествия во снах, одиночных или в качестве проводника для только начинающего постигать азы этого мастерства. Да, как проводнику ему цены нет. Надо будет сказать Палеону, чтобы он помог проводить тебя в мир Истриса, нам обязательно надо будет побывать там... просто у меня одной не хватит сил на это, тут нужен брат. Я возьму с него обещание, что он не будет подглядывать, - и Мулиэра звонко рассмеялась.
– Он славный сновидец, думаю, и ты скоро будешь таким.
Молодой человек очень надеялся на это. Отец и брат Муриэры в тот же день, когда у влюбленных хватило сил разлучиться друг с другом, принялись обучать его основам сновидчества, искусству, которому он случайно начал обучаться сам; теперь же, под руководством опытных наставников, молодой человек мог методично и целенаправленно совершенствовать удивительное умение. Уроки продолжились и на следующий день и через день и через неделю, а к окончанию месячного срока - периода совсем небольшого для освоения азов сновидчества - он смог уже без посторонней помощи и вмешательства, отправляться вместе с возлюбленной в те неведомые края и земли, что отстоят бесконечно далеко, но столь же удивительны и прекрасны, как и Рошанна, и, может быть, еще прекраснее, - ведь неведомые края всегда кажутся таковыми, - но только совсем чуть-чуть, так, что, попав туда и осмотрев все, на что хватало сил восхищаться, можно было немножко соскучиться и вспомнить о возвращении в дорогую его сердцу Рошанну.
Так они побывали в Истрисе, мире кристаллов, чьи земли рождают лишь многогранное, строго выверенное математическое великолепие самых разнообразных цветов, форм и размеров, от карликов, едва различимых взором, до гигантов, охватить которых взглядом можно лишь издалека. В этом мире кристаллы то вырастали из земли подобно деревам, то колкой щетиной стелились по земле, то выпирали могучими холмами, громоздясь на невообразимую высоту и отражая свет далекого солнца своими темными и светлыми краями. Аметист или изумруд, рубин или берилл, александрит или топаз, - каких только камней не было в этом мире, и каждый, из встречавшихся им, был хотя бы чем-то отличен от тех, что они видели прежде. А еще им довелось побывать в Шиффу, где туземцы поклоняются великому древу Ковсал, что растет уже неизмеримые века и столетия, и никто не помнит, когда же оно появилось на свет или хотя бы когда оно было молодым. Цветет это древо, раскинувшее стволы свои и кроны на десятки верст вокруг, раз в пять лет, а едва оно зацветет, то верховные вожди и жрецы дерева, покрыв тела свои обрядовыми одеждами и совершив древние обряды очищения от дурных духов и мыслей, восходят на ветви его и приносят семя свое в цветы, что подобны по форме своей женскому лону. И вскорости древо Ковсал уж плодоносит, и плоды эти - дети странного союза - раскрываются все разом в тихий безветренный вечер, и из плодов выходят небесноликие девы с прозрачными крылами, что живут лишь одну эту ночь и всю ночь до самого рассвета, опаляющего их душу и убивающего нежное тело, поют сладкозвучные песни, славя мир, в котором им довелось появиться на свет и луну, что касается их бледным своим сиянием и древо Ковсал давшее им быстротечную жизнь. А после побывали влюбленные путешественники в мире Аиске, где лишь ветры да пески на многие и многие мили вокруг, да знойные скалы, на которых играют ветры свои дивные мелодии, каждый ветер - свою, и прекрасные и удивительные мелодии эти невозможно ни повторить, ни напеть.