Азбука семейной жизни
Шрифт:
Она вошла в небольшой коридор. Свет не включался. Ольга стряхнула с себя туфли и сразу прошла на кухню. Негромкий щелчок сменился звуком закипающего чайника.
Евгений ходил за ней по пятам.
– А от меня ты чего хочешь?
Не то чтобы визит бывшего любовника был ей неприятен. Но и приятным его назвать было трудно.
– Ты с дочерью моей поговори.
– Зачем?
– Ты что – не врубилась? Там Гиршмана убили.
– Ну и что?
– Это походит на борьбу кланов. Ритуля
– Не может быть.
– Что? Что она правнучка Малоземцева?
– Ну да.
– А ты что, правда думала, там простые дети и ни у кого нет никаких таких родителей? – Евгений рассмеялся почти мефистофельским смехом. – На экран попадают только те, кто проверен экраном. В смысле – клан.
– Ну нет, я не думала, что все такие простые, но, чтобы правнучка Малоземцева. То-то она так привыкла говорить, и часто пользуется бумажкой, – усмехнулась Ольга. – Цирк. Но она же из Белоруссии.
– А ты говор слышишь?
– Но как так.
– А вот так. Должна была по сценарию быть девочка с республики. Вот она и стала ею. Девочкой с Минска.
– Ты смеешься? Не может быть такой лажи.
– А какой должна быть лажа?
– И что, совсем никакого отношения к Минску не имеет?
– Нет. Никакого. Ну может, была там в последние пару месяцев перед зазеркальем, чтобы улицы заучить. Пожила у кого-то из знакомых. Может, ей даже там понравилось. Но училась она, сама понимаешь, в Москве, и родилась тут, и жила, и… короче… она такая же белоруска, как я негр.
– Точно, насчет негров она как раз высказывалась. Так вот откуда в ней такая политкорректность! – рассмеялась Ольга. – Это в ней прадед говорит.
– Ну знаешь… – прадед не прадед, а воспитание семьи. Семьи – с большой буквы. Когда ты обязан, потому что ты внук, правнук, ты – несешь гены…
– Да, гены точно, – опять рассмеялась Ольга. – То-то в ней такая тяга к циркачу.
– Какому циркачу?
– Ну, Владу. – он же из цирковой семьи, и сестра у него из цирка.
– Ах это. Не знаю насчет цирка, но говорит она с дефектом прадеда.
– А что такое у деда? Небось, просто беззубый был.
– Ну это-то да. У Малоземцева был пародонтоз. Причем такой острый, что он не мог носить мосты, протезы, у него кровили десна. И все было очень больно и сложно.
– Это стоматит называется.
– Ну ты прям доктор.
– А ты прям семейный историк.
– Не историк, но знаю. И Малоземцев ходил обычно без протеза и ел кашку. Пока не показывали по телеку. А по телеку, когда показывали – над было говорить.
– Ну вот – ему мешал непривычный протез.
– Нет, дело не только в этом. Он… у него был еще и дефект. Маленький такой дефектик. Язык при разговоре в сторону закручивался. И у Риты то же самое.
– Да ты что? То-то я не могу понять ни слова в ее песнях.
– Ну да, это наследственное и неизлечимое.
Ольга расселялась. Абсурдность ситуации была очевидна.
– Ну а кто додумался сунуть девку с врожденным дефектом в артистки? Да еще петь.
– Ну знаешь. Петь – не говорить. Там можно и подвывать.
Ольга рассмеялась еще громче.
– Ты сдурела что ль? Я к тебе с серьезной проблемой, а ты тут веселишься, как будто я тебе анекдот рассказываю… Ты не понимаешь. Гиршман этот… брат двоюродный… будущей власти… ну сама понимаешь… Волкова.
– Ну извини… Твоя проблема от большого ума. Ты-то как умудрился сунуть туда ребенка, в эту помойку идиотов? Ольга вспомнила о Насте и прикусила язык.
– Значит, теперь там убивают, как при этих… двор-то был кровавый… как при Медичи?
– Похоже на то. Дети поняли, что блат, конкурс блатов.
– А что ты хочешь-то?
– Хочу дочку забрать.
– Что так? Ведь там такое хорошее общество.
– Страшно.
– Что страшно?
– Страшно за нее.
Ольга посмотрела на Евгения. В его глазах был такой неподдельный ужас, что она побоялась даже улыбнуться.
– Вот что. У меня есть знакомый следак. Сережка Потапенко. Он сейчас в отпуске. Не знаю, пустят ли его на место, как ты говоришь, преступления, но попытаться можно. Во всяком случае, он хоть что-то узнает.
– Да нет, ты не понимаешь. Я хочу забрать ее оттуда.
– Так забирай.
– Она не слушает меня.
– А я что могу?
– Ты умеешь убеждать.
– В чем я тебя убедила?
– Послушай, жена в командировке.
– Так вызови ее оттуда. Повод вполне серьезный. Жизнь ребенка.
– Она в Германии.
– И что?
– Я тебя очень прошу. Поговори с ней.
– Легко сказать, но как это сделать?
Глава 3. Смерть в гримерке
Примадонна сидела за сценой, в специальном закутке с аппаратурой. Здесь же была и ее гримерная. Было невыносимо жарко и душно. Невыносимо жарко. И невыносимо душно.
Она подняла подол своего коротенького платья и стала обмахивать им лицо, стараясь создать хоть какое-то движение воздуха. Раньше, когда у нее был голос, вернее не так, когда голос ее был настоящим и имел ту силу и мощь, которые и …эх… когда это было. Элла вздохнула. Тяжело было вспоминать об этом. В кого она превратилась. Нет, она еще ничего… Вполне. Правда, юбка теперь была выше самого некуда. Чем больше возраст, тем меньше становится край платья… С чем это связано? А чем еще было привлекать внимание, ускользающее и ускользающее…