Азеф

Гуль Роман Борисович

Рядом с чашкой лежало письмо. Оно было прочтено. Но всё ж, дожидаясь, Лопухин перечитывал: - "Дорогой Алексей Александрович! Простите, что опять беспокою вас, но обстоятельства крайне важные вызывают меня к этому. Еще осенью от известного вам секретного сотрудника были получены мною вполне определенные указания, что приблизительно в январе предполагается совершить покушение на жизнь статс-секретаря Плеве, при чем были указаны и лица наиболее близко стоящие к террористической деятельности. Таковыми являлись Серафима Клитчоглу, Мария Селюк и Степан Слетов. Серафима Клитчоглу была обнаружена,

проживающей нелегально в Петербурге, и за ней велось секретное наблюдение. Испросив вашего разрешения, я предложил сотруднику отправиться к Серафиме Клитчоглу и вступить с ней в сношения. Секретный сотрудник посетил ее, при чем Серафима Клитчоглу рассказала следующее:

"Боевая организация существует и в ее составе насчитывается 6 человек исполнителей, выразивших готовность пожертвовать собой. Для покушения на министра предполагается применить динамит, коего в распоряжении организации имеется до двух с половиной пудов. Никого из исполнителей пока еще в Петербурге нет, она же находится здесь в качестве маяка, т. е. к ней должны все являться. Руководителя обещали прислать из-за границы и, кажется, что он уже приехал в Россию, но в Петербурге его еще нет. При этом Клитчоглу рассказала сотруднику подробно, как выслеживают министра и как предполагают подкараулить его при выходе от одной дамы, проживающей на Сергиевской".

Обо всем изложенном я своевременно доложил письменно (доклады за №№ 26 и 32-904) и словесно вам. Но, к сожалению, наблюдать за Клитчоглу было поручено наблюдательному агенту начальника охранного отделения полковника Кременецкого. Этот агент, имеющий склонность сообщать преувеличенные и не всегда точные сведения, был помещен на жительство в те же меблированные комнаты, где жила Клитчоглу. 28 января Клитчоглу посетил Мендель Витенберг. Агенту "показалось", что он принес с собой бомбы. И ввиду, якобы, этого полк. Кременецким было отдано приказание о ликвидации, которая и была произведена в ночь на 29 января, но осязательных результатов не дала, да и дать не могла потому, что из вышеприведенных слов Клитчоглу ясно было, что план только что разрабатывался и что исполнители еще в Петербург не приехали.

За отсутствием улик, Клитчоглу теперь находится на свободе. Секретному же сотруднику, через которого получаются столь важные сведения, благодаря неразумной и невызываемой делом поспешности полковника Кременецкого, грозит провал, в доказательство чего прилагаю при сем копию письма к нему известного члена центрального комитета партии соц.-рев. Михаила Гоца.

Сообщая о вышеизложенном убедительно прошу вас, Алексей Александрович, пресечь невыгодные общему делу интриги отдельных чинов департамента полиции и охранного отделения, подводящих заслуживающий всяческого внимания источник под неминуемый провал.

Искренно преданный вам Л. Ратаев."

Лопухин органически не переносил расхлябанности. Он точно сказал Ратаеву, чтобы Азеф был без четверти девять. "Говорить с провокатором, конечно, отвратительно", недовольно морщась, думал Лопухин. "Еще чего доброго с рукой полезет? Нннет, голубчик, ты необходим, но на почтительной дистанции".

В девять, Азеф грузно и тяжело вошел в кабинет за Лопухиным.

Было видно, он взволнован. Лопухин принял это за выражение смущенья.

– Садитесь пожалуйста, - сказал Лопухин, указывая на кресло против письменного стола. Азеф сел. Свет окон осветил его. Лопухин остался в полутени.

"Как отвратителен", - думал Лопухин глядя на Азефа. Азеф был бледен утренней бледностью. Лицо смято. поэтому губы казались особенно красными и мясистыми.

– Вы инженер Евно Азеф?

– Да, - оказал Азеф, и поморщился, ему было неприятно, что Лопухин назвал его по фамилии, и тот легчайший оттенок антисемитизма, который показался ему в слове "Евно".

– Леонид Александрович мне передал, что вы имеете важные сведения, которые хотели сообщить непосредственно мне?

– Да, - сказал Азеф. Он не смотрел на Лопухина. Только сейчас скользнул. "Едва ли выйдет", - подумал Азеф. И положив руки на ручки кресла, сказал:

– Алексей Александрович, кажется так?

– Так, - сухо и несколько брезгливо ответил Лопухин.

– Прежде всего я хотел вам сказать, вы должны, - Азеф замялся, - должны обратить серьезное внимание на революционные организации в Орле. Сейчас там ведет чрезвычайно опасную работу террорист Хаим Левит.

Лопухин сидел, как изваяние, молча. Только глаза скользили по Азефу. Оттого, что глаза были проницательны, Азеф, взглядывая в них, потуплял беззрачковые маслины в стол, в стул, в кресло, в сторону.

– Хаим Левит занят организацией массового террора в форме вооруженных демонстраций. Кроме того он занят подготовкой террористического акта первостепенной важности.

– Откуда у вас эти сведения?
– сказал Лопухин, не выражая к рассказу, как показалось Азефу, ни интереса, ни доверия.

– Я сам был в Орле, я объехал несколько городов, - сказал Азеф.

– Так. Мы проверим. И примем меры. Есть у вас еще что нибудь ко мне? Лопухин взглянул на часы.

– Есть.

– Пожалуйста.

– Готовится покушение на вашу жизнь, - проговорил Азеф, глядя в лицо Лопухину. И несмотря на всю сдержанность директора, заметил, по его лицу пробежала тень. Лицо дрогнуло. Директор не ответил и не менял позы.

– Известно доподлинно, - гнусаво рокотал Азеф, - за вами установлена слежка, террористы выслеживают вас.

– Каков же план?
– перебил Лопухин и вдруг его тонкие, искривленные губы выразили нечто вроде улыбки. "Поймал, взял", - думал Азеф, голос его стал тише.

– Террористы следят за вашими выездами с Сергиевской через Пантелеймоновокую на Фонтанку, думают произвести покушение у самого департамента.

– У самого департамента!!?
– проговорил, улыбаясь, Лопухин, - да ведь это ж глупее глупого! Азеф пожал плечами.

– Тем не менее это так. Наверное будут стараться произвести покушение там, где представится более удобным при вашем проезде с квартиры в департамент.

Лопухин был бледен, но улыбался.

Азеф был уверен, Лопухин взят.

Лопухин посмотрел на часы: - было четверть десятого.

– Мне пора в департамент, - улыбнулся он.
– Больше у вас ничего нет, я вам не нужен?