Азеф
Шрифт:
– Не мог... дети...
– тихо проговорил Каляев. И в ту же секунду Каляев понял, какое преступление он совершил перед партией. Они молча шли к Александровскому саду. Каляев бессильно опустился на первую обмерзшую, заснеженную скамью.
– Борис, - проговорил он, - правильно я поступил или нет?
Савинков молчал..
– Но ведь нельзя же... дети... Савинков сжал руку Каляева.
– Правильно, Янек. Дети невиноваты. Но ты не ошибся, были действительно дети?
– Я был в двух шагах. Мальчик и девочка. Но
Они долго сидели в Александровском саду. Вставали, уходили, приходили снова. Наконец начался театральный разъезд и у подъезда Большого театра заметались лакеи, выкликая экипажи. Замахали рукавами, раскричались извозчики зазывая седоков. Из дверей повалила, возбужденная музыкой Мусоргского, толпа шуб, дох, боа, муфт. Каляев, замешавшись в толпе, не спускал глаз с ацетиленовых фонарей кареты.
Девочка за руку с мальчиком прошли опушенными ножками. За ними шла пожилая женщина. Каляев узнал великую княгиню Елизавету. Следом шел высокий генерал-губернатор, и находу разлеталась его шинель на красной подкладке.
Проводив его взглядом Каляев ушел с Театральной площади.
22
Дора ждала в глухом переулке Замоскворечья. Издали она узнала ковыляющего "Мальчика". Савинков взял ее в сани и, молча, передал портфель с бомбами.
– Не встретил?
– Встретил. Но не мог, были дети.
Дора молчала, поправила на коленях портфель.
– Дора, вы оправдываете "поэта"?
– Он поступил, как должен был поступить.
– Но теперь вы снова будете вынимать запалы, разряжать, заряжать. Может произойти неудача. Вы опять рискуете жизнью и всем делом.
– Мы не убийцы, Борис, - тихо проговорила Дора.
– "Поэт" прав. Разряжу и заряжу без оплошности.
Свободной рукой она подняла воротник шубки, мороз щипал за уши.
Они ехали по Софийке. Савинков вылез. Остаток ночи до синего рассвета провел в ресторане "Альпийская роза".
23
4-го февраля Савинков и Дора ждали Моисеенко, стоя за портьерой окна.
– Приехал, Дора, одевайтесь, - проговорил Савинков. Он был такой же бледный, усталый, впалые щеки, как у тяжко больного обтянули скулы, глаза обвелись темными кругами, став еще уже. Когда брал портфель, на этот раз с одной бомбой, Дора заметила как дрожат его руки. Она торопливо надевала шубу, шляпу.
– Не проезжал еще?
– тревожно спросил Савинков, садясь в сани.
– До двенадцати нет, - ответил Моисеенко.
– Стало быть успеем. Теперь поедет в три.
– Куда везти?
– Да в Юшков же переулок!
– раздраженно проговорил Савинков.
– Поскорей, нахлестывайте!
"Мальчик", получив два удара, прыгнул галопом. С галопа перешел на возможно быструю, скверную рысь. Такой вихлястой рысью, тяжело дыша, вбежал в Юшков переулок. Тут у сумрачного дома Моисеенко остановился. Путаясь в полости саней вылезла Дора.
– Вы ждете у Сиу, на
– Да, да, - проговорила она, не оглядываясь, идя. На следующем углу в сани сел Каляев, одетый прасолом, в поддевке, картузе, смазных сапогах. Они поехали к Красной площади.
– Янек, - говорил Савинков, - мы должны сейчас же решить, либо сегодня, либо надо отложить дело. Я боюсь, одного метальщика недостаточно. Может быть надо стать вдвоем? Но у нас сегодня один снаряд.
– Что ты говоришь!
– возбужденно сказал Каляев.
– Никакого второго метальщика не надо! Позавчера я был тоже один. Ну? И если б не дети, я кончил бы.
Савинков молчал, угнетенно, разбито.
– Ты настаиваешь именно сегодня и ты один?
– Да. Нельзя в третий раз подвергать Дору опасности. Я всё беру на себя.
– Как хочешь. Тогда надо вылезать, кажется, - сказал Савинков, оглядываясь, словно они ехали по совершенно незнакомому месту.
– Что это, Красная ?
– спросил он.
– Красная, барин, - ответил Моисеенко с козел.
– Янек, в последний раз, ну, а если неудача? Тогда погибло дело?
Лицо Каляева раздраженное.
– Неудачи быть не может. Если он только поедет, я убью его, понимаешь?
Моисеенко остановил "Мальчика".
– Приехали, барин, - проговорил он, отстегивая полость.
Каляев вылез со свертком. За ним вылез с пустым портфелем Савинков и кинул в ладонь извозчику светленькую мелочь.
– Я к Кремлю, - тихо сказал Моисеенко. Савинков не ответил. Они шли с Каляевым по Красной площади. На башне Кремля старые часы проиграли "два".
– Два часа, - сказал Каляев.
– Ну?
– проговорил Савинков. Каляев улыбнулся.
– Прощай, Борис, - сказал он и обнял его. Они расцеловались в губы.
Не обращая ни на что внимания, Савинков смотрел, как легкой походкой, не оглядываясь, уходил Каляев к Никольским воротам. Когда он потерял его, пробормотала "Куда же теперь идти?" Машинально пошел к Спасской башне. Возле башни сгрудились извозчики, не могли разъехаться и, выбиваясь из сил, ругались матерью.
Через Спасскую башню Савинков прошел в Кремль. И вдруг вздрогнул: у дворца стояла карета великого князя. Рысаки мотали головами. "Убьет", - и радость залила его сердце. Он быстро пошел из Кремля на Кузнецкий, к Сиу, где ждала Дора.
24
Он почти бежал по Кузнецкому. Сам не знал почему торопился к Сиу. Предупредить ли Дору, что покушение удастся? Вернуться ли с ней, чтоб видеть? Он сталкивался с людьми. Сердце билось.
Еще не дойдя, услыхал отдаленный глухой удар. И остановился у магазина Дациаро, будто рассматривая открытки. "Неужели Янек? Но почему так глухо?"
У Сиу сидели праздные москвичи, отводящие душу покупкой безделиц на Кузнецком мосту. Дамы пили кофе, ели пирожные. Савинков увидал Дору в глубине кафе. Перед ней стояла чашка.