Азимут бегства
Шрифт:
— Это салонный фокус, причуда сумасшедшего факира, — отвечает Койот.
— Что-что?
— Дело в том, что правила есть правила.
— Боже мой, Койот, — он слышит, как человек на другом конце линии задерживает дыхание, а потом с шипением выпускает воздух в телефонный провод, — ну, добро пожаловать с того света.
Он сделал восемь телефонных звонков, но без всякой пользы, никто ничего не знал. Койот любит поэзию, он вышел из гроба, чтобы отыскать ангела. В каком странном мире мы живем — но на этом поток его мыслей обычно останавливается.
До этого из приемника доносилась музыка — сыграли пару танго и редко исполняемый
Стук в дверь — единственный звук, нарушивший безмолвие вселенной. Койот медленно поднимает глаза от книги и закрывает ее, оставив между страницами закладку, одновременно доставая из-за пояса револьвер тридцать восьмого калибра.
— Вот они и пришли, — говорит он, делая глоток прямо из горлышка.
Койот открывает дверь и упирается дулом револьвера в лоб мальчика чуть старше восемнадцати. У мальчика лохматые, цвета песка и солнца, волосы, которые, как серфер, парят над его плечами. Свежевыбрит. Острая, выступающая вперед челюсть круто загибается к изящному маленькому уху и покоится на горловине плотного черного свитера. В левой руке вязаная матросская шапочка, в правой — толстая записная книжка размером с добрый альбом. Он стоит, не думая отклоняться, но немного выбитый из колеи, он спокоен, не пригибается перед опасностью, скорее его тело к чему-то готовится, остановленное в самом начале движения.
— Джек Керуак, к вашим услугам.
— Добрый вечер, сэр. Я ищу Синего Койота. — Он говорит, словно не замечает наставленного на него револьвера. У Койота такое чувство, что он говорит не с живым человеком, а с фотографией, и это чувство останется у него все время, что они будут знать друг друга.
— Вы его нашли.
— Я могу войти?
— Несомненно, — отвечает Койот, не сдвинув оружие ни на дюйм.
— Может, было бы лучше, — без всякого раздражения, только из желания помочь, говорит неожиданный гость, — если бы вы сделали пару шагов назад.
Рукав халата спадает с руки Койота, он похож на турецкого пашу. Рука его слегка дрожит, когда он отводит пистолет. Свист ветра. Дверь закрывается.
— А кто вы? — спрашивает Койот, поднимая бровь и отходя назад.
— Анхель. — Следует небольшой поклон; если бы на голове у парня была шляпа, он точно прикоснулся бы пальцами к ее полям.
— Ну конечно же, это ты.
Койот засовывает револьвер за пояс и на мгновение задумывается. Потом поворачивается спиной к Анхелю и целых двадцать секунд ковыляет по коридору в комнату. Он останавливается и, обнаружив, что все еще жив, понимает, что теперь ему известно об Анхеле немного больше, чем вначале. Некоторые знания достаются нам с большим трудом и риском.
— Выпьем? — спрашивает Койот. По дороге к бутылке коньяка он вдруг видит бутылку виски, стоящую в кабинете возле обтянутого кожей макета большого китобоя. Иногда все приходит сразу. Мир всегда
Анхель спокойно отхлебывает виски, он перестал мигать. Такие вещи всегда замечаешь, когда они исчезают.
— Пена умерла, — без всякого выражения говорит Анхель. — Я должен выполнить ее поручение.
Койот цепенеет, ему становится плохо, он чувствует, что его ударило чем-то тяжелым, огромным, и этот удар длится и длится вечность. Это было хуже, чем удары ботинками двенадцатого размера какого-то свихнувшегося священника. Он втягивает воздух, пытается прийти в себя.
— Она была одной из лучших, — произносит наконец Койот.
Анхель молча кивает.
Что хорошего, что мир плывет тебе навстречу. В один прекрасный день прилив принесет смерть.
— Когда? — спрашивает Койот.
— Несколько месяцев назад, в одном мексиканском монастыре. Могилы нет, ее тело превратилось в птиц и улетело.
Койот воспринимает все это наклоном головы, стараясь отойти к окну. В груди его растет боль. Когда-то Пена спасла ему жизнь, она аккуратно подстригла его, купила новый костюм и сногсшибательный галстук. К этому времени он снова обрел способность к крепкому рукопожатию, взгляд стал твердым, а нервы — прочными, как канаты; мало того, она нашла для него работу и сказала, что это станет делом его жизни, что она просто берегла для него это место под солнцем. Даже позднее, когда он уже стал настоящим мастером, она заставила его познакомиться с одним плотником. Удивительно, как много существует в мире мест, где можно спрятать все что угодно: камни, бумаги, ножницы — причем спрятать в простом предмете, в трубе паропровода, в бампере машины или в карманчике, нашитом на кожу бедра.
Среди контрабандистов нет такой строгой преемственности, как среди убийц, это простое ученичество; один приятель учит другого некоторым приемам. Никто не передает по наследству корону. Это, правда, не имело никакого значения, Койот к тому времени уже был живой легендой. Если бы он пришел и просто спросил, какая на улице погода или который теперь час, то и это было бы темой целого рассказа. Но это не важно, важно то, что он всегда будет обязан Пене. Он обернулся к Анхелю.
— Должно быть, она действительно заставила этого попа писать кипятком.
— Нет, это сделал я.
С этими словами Анхель бросает на стол записную книжку.
Койот следит глазами за полетом и смотрит на Анхеля. В нем нет и тени бравады, думает Койот, есть обычная уверенность в себе. Мальчик хочет, невзирая ни на что, докопаться до сути вещей.
Он смотрит на стол и видит, что он принял за книжку папку с разрозненными листами, похожую на собрание стихов бедного поэта-эмигранта.
Койот садится и жестом приглашает Анхеля сесть на другой стул. Койоту все еще больно долго стоять.
Он читает битых два часа, и все это время Анхель сидит неподвижно, потягивая виски. Это странная подборка документов: исчерпывающие сведения о Пене и Анхеле. Анализ пути Анхеля — как он оставил родительский дом, в какой цвет перекрасил волосы, зарплата, которую он получил за время своей краткой работы в Теллуриде на подъемнике. Где он жил, как он шел, как встретился с Пеной в Санта-Фе. Здесь же был и подробный анализ жизни Пены. Ее прошлое. Ее настоящее. С кем она была знакома, кто был знаком с ней. Это была какая-то нереальная реальность. Должно быть, Исосселес следил за ней годами.