Азия в огне(Фантастический роман)
Шрифт:
Но монголы эскорта были достаточной охраной, и, пренебрегая мыслью об опасности данного момента, с которою они уже свыклись — пленники думали об опасностях в будущем и о средствах их избегнуть.
Растянувшись на коврах, чтобы дать отдых своему телу на мягкой и пушистой ткани, они обсуждали свои шансы на возможность убежать.
— Нужно добраться раньше до гористой местности, где всадникам будет труднее нас преследовать, — говорил Меранд. — Затем мы спустимся в долину Или. Если бы знать только, где теперь расположены русские посты! И как сделать двести-триста километров без провианта? Прежде всего, как нам справедливо замечено, в нашей одежде
— Гм! Я вовсе не так уверен, как вы, в смерти нашего славного Полэна, — пробормотал Ван Корстен: —он столь же проворен, как и вспыльчив, и я знаю, что он исчез вовсе не во время какой-нибудь стычки. Если бы он завязал с кем-нибудь драку — я бы заметил это, так как он находился позади меня ровно за минуту до того, как я обратил внимание на его отсутствие. Во мраке, который скрывал от нас толпу, я не слышал ничего подозрительного!
— Его могли предательски заколоть сзади, — сказала Ковалевская: —Я сама, ведь, чуть не погибла таким образом… Он мог свалиться без крика!
Но доктор стоял на своем:
— Мы его еще увидим!
— Ах, успокойте нас, дорогой доктор, — воскликнул Меранд: —ваша душевная стойкость и веселость помогают нам переносить наши жестокие испытания. Все-таки, я боюсь, что смерть Полэна более, чем вероятна!
Мало-помалу, сон смежил усталые глаза пленников, и сам доктор успокоился вместе со своим красноречием, обессиленный сильнейшим изнеможением, которое овладело всеми европейцами.
Шум в городе тоже утих, и ослепительное сияние луны заливало улицы Урумтси, покрытые сплошь грудами сонных тел.
Время от времени проходили кучки всадников и пешеходов, сопровождаемые оханьем и проклятиями разбуженных людей, помятых и полурастоптанных новыми пришельцами.
Из пустыни и окружающих гор исходил глухой гул, подобный отдаленному грохоту океана, которого еще не видно, но который уже чувствуется где-то на расстоянии. И Меранд, душевная тревога которого переселила физическую усталость, и который очнулся от непродолжительной дремоты, печально прислушивался к этому неопределенному шуму, производимому не ветром и не океаном. С стесненным сердцем думал он о топоте миллионов ног, шагающих по дорогам Азии на запад.
Вдруг, в смутном свете, падавшем на лестницу, которая вела на террасу, он различил одинокую тень.
Прежде, чем офицер успел дать себе отчет— каким образом кто-либо мог сюда проникнуть, перед ним очутился человек и, бросившись на колена с протянутыми в мольбе руками, тихо воскликнул по-китайски:
— Молчи!.. Привет тебе!..
Готовый было ударить его, позвать на помощь, Меранд, понимавший по-китайски, овладел собою и сказал:
— Что тебе нужно здесь?
— Ты не хотел слушаться человека, которому приказано было проводить тебя на русскую границу! Я сейчас еще могу тебя спасти. Завтра уже будет поздно. У меня с собой есть одежда китайского солдата. Надень ее и следуй за
В то время, как этот новый странный освободитель говорил с ним тихим, но отчетливым голосом, Меранд разглядел, что это был китаец, слуга или солдат, и в нем возобновилось прежнее тревожное изумление по поводу этой вторичной таинственной попытки навязать ему спасение.
— Ты ручаешься за мою жизнь, — сказал он посланцу: — что же станется с моими товарищами?
Китаец качнул головой.
— Господин поступит с ними, как захочет.
Я должен спасти только тебя одного. У меня есть лошади. Монголы знают, кто я, и пропустят нас долиною Или, которая еще свободна, я провозку тебя до русских постов. Но поторопимся, так как через несколько дней здесь не будет больше русских, так как туда пройдет Господин!
— Ступай, скажи тому, кто тебя послал, что начальник не покидает вверенных ему товарищей, — с живостью ответил ему Меранд: —или спаси нас всех, или уходи прочь!
— Я не могу даже и пробовать спасти вас всех. Это значило бы погубить вас наверняка. Хочешь ли ты этого, или нет — твоя жизнь священна!
— Но кому, наконец, она так дорога моя жизнь? Кто приказал тебе меня спасти?
Но китаец избегнул ответа.
— Что тебе до этого? Поспеши и пойдем! Оставь своих товарищей. Останешься ли ты с ними, или нет — их участь от этого не изменится!
— Ступай же и скажи тому, кто тебя послал, что я не боюсь смерти. Ничто не заставит меня покинуть тех, которых я должен защищать, и вся надежда которых — на меня одного!
Китаец помолчал в раздумье и, наконец, просто и спокойно вымолвил:
— Я еще приду до утра. Подумай. Если я не сумею склонить тебя к спасению, мне приказано умереть!
Меранд вздрогнул.
Воспоминание о монголе, казненном во время столкновения у озера Эби-Нор, подтверждало правдоподобность заявления.
— Чье влияние бережет меня в этом трагическом приключении и почему так велико, что может располагать жизнью и смертью людей?
Перед его умственными очами промелькнул образ Капиадже, но связь, могущая существовать между молодой девушкой и совершающимися событиями — от него ускользала совершенно. Китаец исчез, и Меранду начало казаться, что он его видел во сне.
Он поднялся и вышел на террасу. Страж-монгол пропустил его.
С пустыни Гоби потянуло свежим ветерком. По-прежнему в ночной тиши разносился вокруг смутный, то стихающий, то усиливающийся гул, на фоне которого прорезывались отдельные крики, ржание коней, бряцанье оружия и даже далекие выстрелы.
На горизонте видны были огоньки, но Меранда особенно заинтересовало красноватое зарево, охватившее полнеба и напоминавшее ему светящуюся дымку, висящую по ночам над Парижем и видную на далеком расстоянии.
— Что бы это могло быть, — спрашивал он себя: — пожар или лагерь?
Но больше всего его занимала мысль об инциденте с китайцем.
— Предупредить ли мне моих друзей? К чему! Они будут настаивать, чтобы я уехал, но я этого ни за что не сделаю!
Облокотившись на парапет и устремив взор на багровый горизонт, он раздумывал о мрачной тайне, набросившей тень на их настоящее и будущее, и страстно желал проникнуть в неизвестное. Он принадлежал к той мужественной расе, которую опасность привлекает.