Азов
Шрифт:
– Турецкие люди, – доложили посланные турки. – Они будут охранять крепость. Запорожские казаки проскочили мимо крепости Казикермень и сюда идут. Наши дождутся запорожцев и нападут на них.
– А много ли в море казаков? – спросил Калаш-паша. – И не надо ли мне готовить для боя мои суда?
Возле Приречной стены стояло триста турецких стругов-ястребов.
– Капудан-паша, наш морской начальник, – сказали турки, – сам с казаками справится. Судов от пристани не велел пока трогать.
– Якши! – сказал Калаш-паша, весьма довольный.
Васильев, не подавая виду,
С левой стороны в лощину спустилось «татарское» войско со знаменами. Это пришел Иван Косой. Левее, в татарских вывернутых шубах и со знаменами, на которых болтались конские хвосты, остановилось войско Осипа Петрова. Еще левее показался верблюжий полк Гайши. К Ташканской стене близко подошло войско с ханской кибиткой Татаринова.
– Синопский паша, кажется, пришел! – обрадовался Калаш-паша. – Джан-бек Гирей пришел!
К новым войскам посланы были турки, чтобы узнать, чьи отряды и военачальники пришли под крепость. Вернувшись, они сказали:
– К войску не допустили близко. А прибыли синопский паша, крымский хан Джан-бек Гирей. Пришли по повелению султана охранять крепость.
Калаш-паша просил военачальников прибыть в крепость, чтоб подкрепиться с дороги. Военачальники ответили:
– Войско оставить нельзя, надо строго стоять под крепостью, чтоб донским и запорожским казакам к крепости не подойти.
Калаш-паша, потирая руки, сказал весело:
– Очень хорошо! Куда им теперь подойти!
И Наум Васильев сказал радостно:
– Куда им, ворам-разбойникам!
Калаш-паша совсем ободрился и предложил Науму пойти вниз осмотреть астраханские товары.
Они сошли со стены и направились к гостиному двору. Идя по городу, они видели в каменных казематах много пленных казаков, грузин, персов, греков и других. Турецкого войска в городе, по подсчету Васильева, было тысяч десять.
Калаш-паше сообщили, что к Каланчинским башням подошли донские струги. Паша, оставив атамана, побежал в замок совещаться с военачальниками.
Казаки все еще томились и терпели, лежа в телегах. А походный атаман Татаринов, Осип Петров, Гайша, Иван Косой и все казаки под крепостью напряженно ждали сигнала. Но так и не дождались…
Наступила вторая ночь.
Возле гостиного двора турки не поставили стражи, и атаман Васильев велел возницам развязать возы. Казаки, вздохнув, собрались в круг.
– Запомните, братья казаки! – сказал Васильев. – Когда мы на земле живем, то мы всегда в гостях. Когда нас в землю кинут – тогда мы будем дома? Для блага земли нашей и для потомков нам надо потрудиться, прожить с добром и честью… Настала пора добыть нам славу великую! Сабли навзлет! – И пошел атаман с новыми «подарками» к Калаш-паше.
– Разделитесь поровну, – сказал он уходя. – Назад не отступать! Не выдавайте! Молись, Серапион, скоро вернемся!
Войдя с двумя казаками во дворец Калаш-паши, Васильев попросил доложить о своем приходе. Он застал Калаш-пашу в большом волнении.
По знаку атамана три сабли, сверкнув, взметнулись кверху. Калаш-паша в ужасе вскочил и окаменел. Дернувшись назад,
– Аман! Аман! Помилуй! Помилуй!
Слуга вскричал:
– Аллах!
Две головы слетели мигом. Казаки бросили головы в мешок и вышли за атаманом. В гостином дворе они кинули мешок в первый попавшийся воз.
– Рубите караулы, – скомандовал атаман. – Гей, казаки! Рубитесь к воротам! Освобождайте пленных!
Хлынули казаки в разные стороны и стали рубить встречные караулы, пробиваясь к крепостным воротам.
Турки всполошились, подняли тревогу, кинулись к башням, полезли на стены.
Пошла пальба из ружей. Турки метались и прятались за каменными домами и за мечетью. Наум Васильев рубился с врагами под главными воротами. Освобожденным пленным казакам Серапион раздавал привезенные ружья.
– Аман! Аман! – кричали женщины.
– Аллах!.. Аллах!.. – вопили отовсюду.
Рубились казаки с полуночи и до рассвета. Казак Игла Василий с желтой китайкой в руках взбежал на Султанскую стену. Когда он поднял руку и вгляделся, то увидел, что войско кольцом сходится к крепости. Дон серебрился. Шумели степи. Платок в руках Иглы словно ожил, затрепетал, как раньше синий шелковый платок в руках деда Черкашенина. Подхваченный порывом ветра, платок ласкал дрожащую руку казака…
Со стен раздались выстрелы… Казак Игла присел от жгучей нестерпимой боли. С головы его слетела шапка. Но руку свою не опустил: крепко держал сигнал! Потом он поднялся, выпрямился и, как огромная подстреленная птица, сорвался со стены, камнем полетел на дно пропасти.
Походный атаман Татаринов, увидя давно ожидаемый сигнал, надел медный шлем на голову. Каторжный, тряхнув серьгой, сорвал свою чалму. Казаки, сидевшие на черных стругах, сбросили с голов красные фески. Турецкие, татарские, ногайские знамена с конскими хвостами легли наземь. Теперь все это было лишним. Взметнулись казачьи бунчуки и сабли острые.
Войско Донское пошло на приступ Азова-крепости.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Под Ташканской стеной раздался взрыв большой силы. Желтовато-черный и серо-сизый дым всклубился и закрыл серую стену, земляной вал и две наугольные башни. Ташканская стена от взрыва закачалась, треснула, в середине ее образовалась десятисаженная брешь… Арадов погиб: его засыпала взорванная им крепостная стена. Он самоотверженно послужил земле русской.
Не успел затихнуть гул от взрыва, как с другой стороны, под самой крайней башней, соединяющей Азовскую и Султанскую стены, раздалось еще два громовых взрыва. Взорвались заложенные под стены двадцать бочек пороху. Болгарин Каравелов подорвал башню Наугольную, а грек Дионисий с казаками – Султанскую стену. Оставив коней, казаки лавой полезли к провалам. На них обрушился со стен сильный огонь: только с одной стороны по наступающему войску ударили девяносто четыре пушки и с другой стороны – столько же пушек. Тяжелые ядра зашипели и задымились над головами казаков. Падая на землю с завывающим гулом, ядра разрывались и поджигали расплавленной и горящей серой сухую траву и землю.