Б-11
Шрифт:
– Спят, как сурки, – ответил тот. – Ира с Женей прямо в изоляторе заснули, хлопцы – у себя, Макарыча только на месте нет.
– А он нам помешать не может? – спросил Макс.
Полчаса назад они сменили Мишку с Феликсом, и у них оставалось девяносто минут, чтобы демонтировать чудо-агрегат и оттащить его в подъемник.
– Нет, – покачал головой Македонский. – Поверь мне, ему сейчас не до нас. Макарыч бодрится, но с ним происходит абсолютно то же, что и с Таней. Так что…
Македонский замер на полуслове, потом добавил:
–
– Да я что? – пожал плечами Макс, спрыгивая с ящика, на котором сидел. – Я беспокоюсь – а вдруг Макарыч нас заметит…
– …и, в гроб сходя, благословит? – криво усмехнулся Македонский. – Вот же проблема! Он один и старый, да еще и раненый, а нас двое – думаешь, не справимся?
За разговорами они вышли в коридор и дошли до тяжелой сейфовой двери, закрытой могучим засовом с двумя воротами. Это был вход на лестницу, ведущую в машинный зал платформы, где и находился двигатель будущего.
– Тащи верхний, а я нижний толкну, – сказал Македонский. – Ты выше, тебе легче будет.
Они повисли на рычагах – те двигались, но с большим трудом. Макс опасался, что конструкция будет адски скрипеть, но все происходило мягко, и, на удивление, почти беззвучно.
– То есть, ты согласен, если нужно, нейтрализовать Макарыча? – уточнил Александр Филиппович, когда засов убрался в пазы, и тяжеленная дверь мягко отъехала в сторону.
– Надеюсь, нам это не понадобится, – ответил Макс, возясь с фонарем. – Черт, у меня фонарь не зажигается.
– Ничего, зато у меня горит, – успокоил Македонский. – Одного хватит, за вторым возвращаться не будем. Иди вперед, я посвечу, только осторожнее – там метрах в трех от входа лестница.
Макс ступил в темный коридор, Македонский вошел следом, подсвечивая ему путь. Дверь бесшумно закрылась у них за спиной. Макс вздрогнул.
– Не переживай, изнутри она тоже открывается, – прокомментировал Александр Филиппович. – Лестницу видишь?
– Стою у нее, – ответил Макс. – Крутая, скотина. Как наверх тащить будем?
– Справимся, – обнадежил Его Македонский, подкуривая. – Сигаретой угостить?
– Нет, – покачал головой Макс. – Давайте побыстрей сделаем дело и свалим отсюда.
– Сейчас, свет внизу включу, – Македонский отошел к стене, что-то щелкнуло, и стало светлее. Свет был тускло-багровым, словно внизу что-то полыхало.
– Свалим… – сказал Македонский, глядя, как Макс спускается по лестнице. – И отсюда, и со станции. Тебе не стрёмно бросать ребят?
– Стрёмно, – ответил снизу Макс. – Но что поделать?
– Правильно, – кивнул Македонский. – Я вот тоже особо не раздумывал…
– Что? – переспросил Макс.
– Ничего, – ответил Александр Филиппович, пыхтя сигаретой и начиная спускаться вниз. – А как же Даша?
– Мы с ней чужие люди, – пожал плечами Макс, ждущий его внизу. – Не знаю… что то со мной происходит.
– Эх, – вздохнул Македонский, – какой правильный подход. Даже жаль, что ты не из пригодных…
– Что? – изумился Макс. Александр Филиппович не ответил. Он спустился вниз и посмотрел на Макса холодным взглядом. Макс и раньше не различал у Македонского границы между зрачком и радужкой, а в багровой полумгле машинного отделения глаза Македонского казались двумя черными провалами. – Я не понял…
– Сейчас поймешь, – ответил ему незнакомый женский голос. – Да, милый?
Кости. Много костей.
Человеческие – но какие-то неправильные, перекрученные, искаженные. Черепа – и почти нормальные, и исковерканные, словно сделанные из гипса и хорошо помятые, и раздробленные…
И огромные, состоящие из сросшихся между собой черепов. На груде костей Игорь увидел такой череп, расколотый пополам. Еще один, с огромной дырой во лбу, валялся поодаль. Почти сразу Игорь увидел и то, что оставило в черепе дыру – крупнокалиберную винтовку вроде той, что досталась Генке, но более архаичную и согнутую, едва не завязанную в узел…
И рядом с ней – скелет мужчины в истлевшем, сильно обожженном камуфляже, на рукаве которого виднелась потускневшая нашивка со щитом, мечом и большой буквой «А». Камуфляж был истыкан иглами разных размеров, одна из игл торчала из пустой глазницы, а кости рук до локтя были раздроблены, словно мужчина перед смертью до одури колотил ими в стену.
Не в стену, наверно… обожженный, израненный, этот боец из группы «альфа» седьмого управления КГБ – эмблему Игорь, конечно, узнал – до последнего, голыми руками отбивался от наседавших на него тварей…
Он нашел их всех – расстрелянных иглами, обожженных, переломленных страшными ударами, но не сдавшихся. Последний из бойцов обнаружился почти у самой крыши, на третьем, последнем этаже строения. Рядом с ним стояла буквально расплющенная станция спутниковой связи, а на голове сохранились большие наушники, или, точнее, головные телефоны. «Коллега», с грустью подумал Игорь, а затем перевел взгляд выше, и вздрогнул.
В этом месте, так похожем на ад, населенном совершенно чуждыми человеку исчадиями ада это выглядело особенно странно и вызывало какой-то благоговейный трепет. На глиняной стене было выцарапано по-русски:
«Остался один. Окружен. Буду драться до последнего. Умираю, но не сдаюсь. Старшина Андрей Харси…» – очевидно, надпись обрывалась. Голова старшины Андрея была неестественно вывернута набок, одна из рук валялась в стороне, в оторванном рукаве, и Игорю было страшно подумать, какой из подданных его «друга» Биарея мог такое сотворить. Ему захотелось что-то сделать, как-то почтить память героя, у которого не было выхода, но не было и мысли, чтобы сдаться…