Б-11
Шрифт:
«Игорь?»
«Кажется, у меня начинаются галлюцинации», – решил Игорь. Ему явственно слышался голос Тани.
«Это не галлюцинация, – ответил голос, – я теперь тоже варакью-белети, а эти твари умеют общаться между собой на расстоянии. Так что я разговариваю с тобой через них, но они нас не слышат».
«Ты уверена?» – осторожно спросил Игорь.
«Ты ведь должен был за это время устать, правда? – спросил голос Тани в его голове. – Но ты не устал, и по-прежнему бодр. Твой бел не спал тысячи лет, и сейчас он напился твоей усталостью, чтобы немного отдохнуть от беспрерывной боли. Так что
«Не собираюсь я в их храм», – подумал Игорь.
«Игорёша, – серьезно сказала Таня. – Знаешь, мне очень не хочется умирать. Раньше было бы все равно, а с тех пор, как я встретила тебя… Может, я размечталась, может, как любая женщина, слишком поспешила, но я видела, что нравлюсь тебе, по-настоящему нравлюсь. И я решила быть твоей – до самого последнего дня… если, конечно, ты согласен».
Игорь почувствовал, как его душу наполняет тепло. О таком он только мечтал:
«Конечно, согласен! – ответил он. – Господи, только бы это не было галлюцинацией! Я бы все отдал за то, чтобы это ты говорила со мной, чтобы ты сказала эти слова!»
«Скоро ты в этом убедишься, – мысли Тани наполнились мягкой нежностью, – и, если хочешь, я повторю это тебе словами. Но есть и плохая новость… последний день у нас уже очень близкою. Может быть, сегодня.
Я не знаю, что ты сумел узнать о… том, что с нами происходит, но поняла, что что-то знаешь…»
«Меня тут немного просветили, – мысленно сказал Игорь. – Вроде бы, мы предназначены в качестве носителей каких-то древних богов, которых некогда загнали в глубины ада».
«Их нельзя выпускать наружу, – перебила его Таня. – Они могут устроить человечеству глобальный апокалипсец. Но, к счастью, у них есть уязвимость. Эта уязвимость – мы, наши тела. Если мы разрушим их, повелители бездны вернутся в преисподнюю. Но мы при этом погибнем, и погибнем навсегда».
«Может, это неправильно, – подумал Игорь, – но мысль погибнуть вместе с тобой, так сказать, в обнимку, меня даже как-то греет. Вот только, что ты предлагаешь? Пристрелить друг друга на брудершафт?»
«У меня идея получше, – ответила Таня. – Здесь у нас полно взрывчатки. Я сооружу два пояса шахида из бронежилетов – выну бронепластины и напихаю в карманы пластит. Думаю, передать тебе такой жилет мне не составит труда. Потом мы пойдем на Церемонию. Там соберутся другие варакью-белети, и, когда церемония начнется, мы взорвем мины друг у друга».
«Классно придумано!» – обрадовался Игорь.
«Тогда жди, – Игорь вновь почувствовал прилив нежности, – я сейчас сделаю бомбы и иду к тебе. Моя белет думает, что я сдалась. Внуши своему белу эту же мысль, это не сложно. И жди. Пусть мы погибнем, но сделаем это вместе».
Макс развернулся, чтобы броситься к лестнице, но не тут-то было: дорогу ему преградил Македонский. Точнее, тот, кого раньше звали Македонским – назвать это существо человеком было уже затруднительно.
Там, где была роскошная, окладистая борода, змеилась поросль червей-душеедов, они же спадали с головы вместо волос, поднимались вампирским воротником над шеей, выглядывали из множества прорех на комбинезоне Македонского… тонкие, как палец, и толстые, как рука, короткие, не больше
От ужаса Макс принялся отступать, пока не уткнулся спиной во что-то мягкое. Развернувшись, первое, что он увидел, было прекрасное женское лицо. В такое лицо можно было бы влюбиться до беспамятства… если бы вместо волос не были бы уже знакомые черви-душееды, если бы эти же существа не обвивали ее шею, как диковинный шарф, если бы не маленькие паучьи глазки, усеивающие бледные щеки и высокий лоб. Веки женщины были прикрыты, но, когда они распахнулись – под ними оказались знакомые воронкообразные пасти.
Макс завизжал и сел на пол.
– Ори, ори, – сказал Македонский. – Через двери не услышат. Интересно, ты бы согласился, если бы я предложил тебе стать таким, как мы?
Макс не ответил. Орать он перестал, только всхлипывал тихонечко.
– Согласился бы, – сказал вместо него Македонский. – Моральные дилеммы, выбор между добром и злом – все это роскошь, которую люди могут позволить в спокойные времена. Когда надо делать выбор, никто никогда не колеблется. Одни выбирают одно – как Матросов, которому, наверно, тоже хотелось жить, или Гастелло. А другие – другое. И ты явно не из героев.
Македонский достал сигарету и закурил. Вид курящего монстра был, пожалуй, даже страшнее – настолько мирная сигарета не вязалась с копошащимися вокруг рта душеедами.
– Героизм, самопожертвование – чушь это все, – продолжил он. – Что толку человеку, если он будет мертвым героем? Потомство оставляют трусы, потому человечество с каждым годом все бесхребетнее, и, надеюсь, уже достигло той стадии, когда его легко сломать. Мужики ходят в юбках, белые целуют ноги неграм… они больше не дети неба, они – черви, пригодные только для того, чтобы делать из них мантикор. Это и была наша цель… Знаешь, Макс, я ведь давно передал Фишеру все наработки по этому двигателю. И кое что еще, и кое что другое, о чем не говорят, чему не учат в школе. Уже скоро еврей в Сион придет, и небеса пронзит комета… и откроется кладезь бездны, но из дыма выйдет не саранча, а мы – поруганные, попранные вами древние боги. Выйдем – и разотрем вас, как герой одного из ваших фильмов окурок. Жаль, что ты этого не увидишь.
Макс почувствовал боль, и вскрикнул, заметив, что от его щеки отдернулось тонкое белое щупальце. Щупальце принадлежало женщине – спутнице Македонского.
– Не торопись, Светик, – улыбнулся тот. – Плохо, когда человек умирает, не зная, за что. Видишь ли, Макс, в нашей экспедиции собраны только принявшие печать. Наследники Детей неба. Те, у кого такие сильные гены, что они могут принять на борт одного из повелителей бездны – как я когда-то. Кстати, о выборе – мой повелитель бездны был слаб. Тело, в которое он перешел, не могло его удержать. Он умирал, и должен был вернуться в эреб кибаль. Я мог бы не пустить его в себя. Он бы покалечил бы меня, напоследок, зато я бы остановил все это.