Б Отечества…
Шрифт:
… и страшный удар в печень бросает меня на настил ринга. От боли не могу дышать и думать, а рефери открывает счёт.
— Один! — с каждым произнесённым словом он выбрасывает в сторону руку, чтобы зрители могли считать вместе с ним, — Два!
С трудом встаю на одно колено и подтягиваю вторую ногу.
— … четыре!
Мне кажется, или секунды отсчитываются слишком быстро? Ладно…
Встаю на счёте «восемь» и сразу ухожу в глухую защиту, старательно держа дистанцию.
— Рви! — слышу крик Даниэля, — Рви серию!
Качнувшись
Потихонечку прихожу в себя, но не показываю виду, всё так же демонстрируя усталость и готовность вот-вот упасть…
… собственно, не очень-то и играю. Состояние скверное, если не сказать больше.
Наверное, в эти секунды мне должно было придти в голову что-то драматическо-кинематографическое, но нет. Осталось только в голове, что падать нельзя ни в коем разе, да бешеное, фамильное Пыжовское самолюбие, а ещё понимание, что долго я так не протяну, и надо — или-или…
Выдохнув через нос кровавыми пузырями, сосредоточился чудовищным усилием воли. Снова уклоняюсь, ныряю под удары и принимаю их на предплечья. А главное — рву, постоянно рву серии противника, и выгадав момент, включаю «Солнышко Демпси[iv]», выкладываясь так, так не выкладывался никогда!
Рубка пошла страшная! В каждый удар вкладываюсь, как в последний! Канадец пытается огрызаться, но я, плюнув на осторожность, снова и снова нахожу бреши в его кривой защите, и бью всем телом, всем весом!
Секунды тянутся медленно, тягуче, уже ничем дышать и в глазах кровавый туман. Некоторые ответные удары я пропускаю — вскользь, но много ли мне надо? Голова у меня не чугунная, и я ускользаю, танцую, и снова, снова включаю «Солнышко»!
Кросс через руку, левый боковой и в печень пятящемуся канадцу, задравшему руки к голове. Нокаут!
Рефери медлит, не сразу начиная отсчитывать секунды, потом требует от меня отойти подальше, хотя расстояние и без того достаточное.
— Один! — начинает считать рефери, выбрасывая руку.
— Два!
… считает он медленно-медленно… или это мне только кажется.
— … шесть! — Берти зашевелился — слабо, едва-едва.
— Семь!
Секундант канадца выбрасывает полотенце, и лезет на ринг, становясь перед Берти на колени.
— … победу нокаутом, — в голове всё плывёт, я с трудом — до сих пор — дышу, — одержал Алексей Пыжофф, Россия!
Рефери вздёргивает мою руку вверх, я улыбаюсь и…
… темнота.
*****
Проснулся я из-за переполненного мочевого пузыря, но некоторое время лежал в кровати — толи надеясь, что каким-то чудом рассосётся и перехочется, толи собираясь с силами. Не рассосалось и не перехотелось, увы.
Кряхтя, с немалым трудом сел на противно скрипнувшей кровати, морщась и кривясь от боли, и нашарив ногами тапочки, зашаркал в уборную, придерживаясь стены. Мельком увидел себя в зеркале, и — вот честно — еле
Дошаркав до уборной, с трудом приспустил пижамные штаны и оседлал унитаз, зашипев от боли. Болит всё, и даже, чёрт подери, задница!
Нет, Берти туда не дотянулся, но фрекен Бок твёрдой рукой дырявит мою жопу два раза на дню, притом сериями, и это, я вам скажу, то ещё испытание!
Во-первых — сами шприцы, то бишь иглы, которые да-алеко не комариное жало! Скорее — шило.
Во-вторых — сами лекарства, от которых глаза лезут на лоб, а задницу печёт огнём. Но вроде как помогает… говорят. Сам я этого не чувствую, но наполнение пульса, зрачки… В общем, приходится верить на слово лечащему врачу.
Вообще же самочувствие — дрянь, врагу… Хотя нет, как раз врагу такое и пожелаешь! Злейшему!
Дивное сочетание сотрясения мозга, синяков по всему телу, сломанного ребра, разошедшихся швов и загноившегося (закономерно!) плеча. Гангрена мне (тьфу-тьфу-тьфу!) вроде как не грозит, но это именно «вроде как», а по ощущениям — самое оно!
Ну и температура в районе тридцати восьми, чему месье Кольбер искренне рад, считая меньшим злом и поражаясь динамикой выздоровления. По его словам — хуже не то что могло, а должно было быть!
Хотя какая там динамика… впрочем, ему видней, всё ж таки специалист, и говорят, очень толковый. Но в зеркало, несмотря на всю положительную динамику, смотреться не тянет, ибо страшно на такую рожу смотреть, и понимать, что она, рожа то бишь, твоя! Это динамика положительная, а рожа — полностью отрицательная!
Морда у меня опухшая, жёлто-синяя, с несколькими сечками, распухшими губами, сломанным носом и заплывшими глазами. Ниже… ну, не сильно лучше. Интересное, я бы даже сказал — авангардистское сочетание жёлтого, синего и почти чёрного цветов, на фоне которых естественный телесный цвет как-то теряется.
Даже, чёрт подери, ноги в синяках, хотя казалось бы! Понятно — голени, они ещё после первого покушения травмированы, да в клинче Берти, мать его, добавил. Но ляжки? Ляжки, чёрт подери! Как?!
На спине, говорят, тоже — от канатов и вообще. Сам я не вижу, а глянуть в зеркало не могу — шея толком не поворачивается. Но чувствую… да ещё как, чёрт подери, чувствую!
Сдавленно шипя от боли в кровящих дёснах, долго полоскал рот, не в силах даже нормально сплюнуть треснувшими губами, и потому просто наклоняясь вниз, к раковине, и позволяя жидкости стекать через зубы. Уляпавшись и придя в самое скверное (хотя казалось бы, куда гаже!) духа, умылся, осторожно промокнул физиономию полотенцем и вернулся в постель, где и дождался — сперва визита фрекен Бок, а потом — завтрака, состоящего из воздушного омлета, который благодаря разбитым дёснам отдавал кровью, и зелёного чая, также с железистым привкусом.