«Б» – значит безнаказанность
Шрифт:
– Мне знаком человек, который сочиняет эти штуки, – сказала я. – Это мой домовладелец.
Брови у него поползли кверху.
– Так он живет в нашем городе? Да он настоящий гений! Я все мозги сломал. Взять хоть вот это. Посмотрите, английские писатели восемнадцатого века – он включил сюда все романы, всех персонажей, словом, все. Мне пришлось прочесть Генри Филдинга, и Лоуренса Стерна, и других, о ком я и слыхом не слыхал. Это, скажу вам, получше, чем университетское образование. Он, верно, профессор?
Я покачала головой. Во мне невесть откуда возникло чувство гордости. Можно было подумать, что Генри рок-звезда, не иначе.
– Да нет, у него была булочная-пекарня на
– Вон как! А вы уверены, что это один и тот же человек? Генри Питц?
Я рассмеялась:
– Конечно, уверена. Он все время проверяет на мне свои головоломки. По-моему, я еще ни одной до конца не разгадала.
– Передайте ему, что я не прочь с ним встретиться. У него своеобразное чувство юмора, но мне нравится. Помните кроссворд, целиком посвященный ботаническим казусам? Я чуть с ума не сошел. Всю ночь не сомкнул глаз. Просто невероятно, что Генри живет в Санта-Терезе. Я думал, это какой-нибудь профессор из института или вроде того.
– Я расскажу ему о вас. Генри будет приятно узнать, что у него есть столь горячий поклонник.
– Скажите, что он может заходить в любое время. Передайте, Нельсон Акистапас всегда к его услугам. Если ему потребуется такси, пусть позвонит в "Тип-топ" и спросит меня.
– Непременно передам.
– Вы захватили путевой лист? Рон сказал, вы ищете какую-то пропавшую мадам? Это верно?
Я достала из сумочки путевой лист и протянула ему.
– Девочка, от меня лучше держаться подальше. – С этими словами он извлек из кармана носовой платок и шумно высморкался, затем развернул путевой лист и, отведя руку, подслеповато прищурился. – Оставил очки дома. Который заказ?
Я пальцем показала то место, где был записан адрес по Виа-Мадрина.
– Да, припоминаю эту дамочку. Я отвез ее в аэропорт и там высадил. Помнится, она спешила на последний рейс до Лос-Анджелеса. Кстати, куда она направлялась? Я что-то забыл.
– Майами, Флорида.
– Точно. Теперь вспомнил.
Он вглядывался в путевой лист с таким пристальным вниманием, точно в руках у него оказалась загадочная колода Таро.
– Видите, что это такое? – Он постучал по бумаге пальцем. – Хотите знать, откуда взялась такая большая сумма? Взгляните. Шестнадцать баксов. От Виа-Мадрина до аэропорта гораздо меньше. Но по пути она заставила меня сделать остановку, и я ждал ее минут пятнадцать с включенным счетчиком. Промежуточная остановка. Дайте-ка вспомнить, где же это было. Где-то недалеко. На Чепел-стрит. Точно. Лечебница недалеко от автострады.
– Лечебница? – удивилась я.
– Ну да. Знаете, пункт неотложной ветеринарной помощи. Ее коту потребовалось срочно что-то сделать. Потом она вернулась, и мы поехали дальше.
– Вы, конечно, не видели, села ли она в самолет?
– То-то и оно, что видел. В тот вечер я уже закончил работу. Это видно из путевого листа. У меня был последний заказ, поэтому я вошел в здание аэровокзала и поднялся наверх в открытый бар, взял пару пива. Я ей сказал, что зайду туда, так что она даже обернулась и помахала мне, когда садилась в самолет.
– Она была одна?
– Насколько я понял, да.
– Вы никогда прежде ее не подвозили?
– Нет. Я переехал сюда из Лос-Анджелеса в ноябре прошлого года. Райское место. Мне здесь нравится.
– Хорошо, – сказала я. – Признательна вам за помощь. По крайней мере теперь известно, что она села в самолет. Видимо, мне предстоит ответить на другой вопрос: добралась ли она до Бока-Рейтона?
– Она сказала, что направляется именно туда, – заметил Нельсон. – Правда... на ней была такая шуба. Было бы резонно предположить,
В голове моей словно сработала кнопка "паузы". Я вдруг живо представила себе эту странную картину, и мне стало как-то не по себе. Элейн Болдт в меховом манто и тюрбане отправляется к теплу и солнцу; вот она поворачивается, чтобы помахать рукой водителю, который привез ее в аэропорт. Было в этом что-то подспудно тревожное; я вдруг поняла, что до сих пор воспринимала личность Элейн как некую абстракцию, и только теперь ее образ обрел в моих глазах живую плоть. Я всегда тешила себя надеждой, что она в бегах, хотя в глубине души зрела уверенность – в которой я пока не хотела признаваться даже самой себе, – что ее нет в живых. Я не в силах была избавиться от мысли, что тот, кто убил Марти Грайс, убил и ее. Сама не знаю, почему была так уверена в этом. Теперь меня вновь одолевали сомнения. Что-то не клеилось. Но что именно?
16
Что ж, по крайней мере теперь у меня появилось занятие. Когда я уходила от Нельсона, он мерил температуру при помощи цифрового термометра, сконфуженно признавшись в своей тайной страсти к подобного рода техническим новшествам. Пожелав ему скорейшего выздоровления, я села в машину и отправилась на Чепел-стрит.
Ветеринарная лечебница представляла собой небольшое прямоугольное строение из стекла и шлакоблоков желтовато-серого цвета, расположенное в тупике, который образовался, когда прокладывали 101-е шоссе. Мне нравится этот район улочек-тупиков, служащих живым напоминанием о том, каким был город когда-то; здесь не ощущается засилья вездесущего испанского стиля. Уютные каркасные дома на самом деле представляют собой викторианские особнячки, которые когда-то строили для работного люда, – с обработанными вручную крылечками, экзотическими наличниками, деревянными ставнями и высокими кровлями. В наши дни они кажутся сошедшими со старинных гравюр, и все же я могу представить их новенькими, только что отстроенными, сияющими свежей краской, а вокруг на молодой зелени лужаек – крошечные саженцы, которые теперь превратились в вековые деревья. В то время в городе были сплошь грунтовые дороги, по которым колесили двуколки. В душе мне жаль, что от того старого мира немногое сохранилось.
Я поставила машину за зданием лечебницы и прошла внутрь через заднюю дверь. Где-то в глубине хрипло лаяли собаки, взывая о милосердии. В приемном отделении было только два пациента – скучающего вида кошки, похожие на диванные валики. Хозяева обращались к ним на каком-то чудном диалекте (видимо, это был кошачий английский), произнося слова нарочито пронзительными голосами, от которых хотелось заткнуть уши. Мне показалось, что время от времени, когда лечебница в очередной раз оглашалась собачьими воплями, по морде то одной, то другой кошки пробегала ухмылка.
Видимо, прием вели два врача, потому что обеих кошек пригласили одновременно, и я осталась одна, если не считать сестры за стойкой регистратуры. Я решила, что ей около тридцати; бледная блондиночка с голубыми глазами и синим – как у Алисы в Стране чудес – бантом в волосах. На нагрудной бирке было написано "Эмили".
– Могу я вам чем-то помочь?
У нее был такой голосок, словно, достигнув шестилетнего возраста, она остановилась в своем развитии: тоненький, дрожащий, с легким придыханием – может, выработанный специально, чтобы успокаивать несчастных страждущих тварей. Мне доводилось встречаться с такими женщинами, которые застряли в детстве; в мире, где все мы стремимся поскорее встать на ноги, они неизменно вызывают удивление.