Ба
Шрифт:
"Историческая. Но да, ты будешь сдавать химию. Давным-давно я предупреждала, что для меня жизненно важно твоё знание химии".
"Да почему?
– я бросилась на жёсткую подушку.
– Почему именно химию?"
"Потом поймёшь. Приготовь нам поесть".
В этом была вся Алёна: я займусь думанием важных дум, а ты приготовь пожрать. Как же она меня достала!
"Я всё слышу", - думала родственница.
Прилетев на общую кухню, я начала агрессивно рыться в холодильнике, ища продукты, купленные утром, и не заметила Джанет, стоящую
Джанет, оформляющая нам документы по приезде, действительно оказалась моей соседкой по общежитию. Но в понимании КалТека соседями считались не люди, делившие комнату, а студенты, живущие на одном этаже, так как каждому здесь полагалась собственная меблированная комната.
– Привет! Тебе помочь? Ищешь свою еду?
– спросила Джанет, и я её поняла значение слов скорее по жестам, чем по словам.
– Нет, спасибо, - произнесла я с жутким акцентом. Почему-то акцент был слышен намного больше, когда я не повторяла мысли Алёны, а пыталась говорить сама.
Достав из холодильника замороженную пиццу, я подошла к духовке и уставилась на обозначения режимов и непонятные слова, из которых предпочла тыкнуть на самое короткое. Затем я столкнулась с температурной шкалой и поняла, что градусы Фаренгейта не помогут приготовить пиццу при нормальной температуре.
– Выбирай вначале режим разморозки, - пришла на помощь Джанет, пальцем показывая на нужные клавиши, - а через десять минут запрограммируй включение конвекции. И, как я понимаю, ты не ладишь с Фаренгейтом? Смело ставь ровно четыреста градусов. По Цельсию это двести четыре и четыре в периоде.
"Вот видишь, не страшный язык", - думала Алёна.
"Но я не знаю, как ответить!" - паниковала я.
"Повторяй за мной..."
– Спасибо, часто путаюсь в ваших градусах, - повторяла я за Алёной по-английски.
– Но, конечно, я знаю, что можно просто вычесть из градусов Фаренгейта тридцать два и умножить на пять девятых, чтобы получить градусы Цельсия.
– Ты счастливая, если можешь проделать такое в уме, - вернулась к варке спагетти Джанет.
– Я, пока не попала в КалТек, была уверена, что все в мире пользуются Фаренгейтом, а про градусы Цельсия говорят только, чтобы показаться умнее. Но у нас половина студентов из других стран, и оказалось, что только здесь, в США, мы пользуемся древней метрической системой.
– Во многих отношениях ваша система даже полезнее международной системы единиц, - произносила я мысли Алёна.
– Она как интуитивно понятный интерфейс.
– Серьёзно?
– рассмеялась Джанет и чуть не упустила вываривающиеся макароны.
– Впервые вижу, чтобы европейским студентам нравилась наша система! Обычно все проклинают!
Алёна забыла про голод и продолжила болтать с Джанет до готовности пиццы. На удивление она даже не пилила меня за пиццу, хотя обычно и настаивала на питании овощами и отварной куриной грудкой.
Я понимала немногое из диалога, потому что вскоре девушки стали обсуждать якобы научную
"И на что вы тратите мозги?" - спародировала я ворчливую интонацию Ба.
"Заткнись", - отозвалась та и продолжила болтать.
К концу бессмысленного разговора голова разбухла, как забытые в стиральной машинке носки, а язык распух, как от укуса пчелы, от бесплодных попыток быстро произносить английские термины. Я уже боялась представить, что меня ждёт на экзаменах.
Однако мне удалось уловить, что Джанет моя ровесница, что она учится на третьем курсе Отделения Технологий и Прикладной Науки, изучая искусственный интеллект. Она из небогатой семьи, которая была вынуждена взять кредит на оплату института дочери, и теперь Джанет зарабатывает, как может. Поднаторев в программировании, она смогла запатентовать несколько алгоритмов, придуманные ей изначально лишь для сдачи экзаменов, и один из таких патентов смогла продать Гуглу, что пока она считала главным достижением жизни.
– Но в будущем я буду делать нейросети для НАСА, - с уверенностью говорила Джанет.
– А в соседнем кабинете я открою, что такое нейросети на самом деле, - с не меньшей уверенностью ответила Алёна.
***
Пока Алёна зубрила лекции, я строила головокружительную карьеру баристы в столовой кампуса. Мне помогла Джанет, работавшая здесь же на первом курсе, а теперь занятая на кафедре информатики. Работа баристы оказалась самой непыльной в столовой, потому что мало кто из бедных студентов подходил к нашему с кофемашиной уголку, чтобы купить капучино за три бакса. За эти же деньги они могли набрать целый поднос зажаренной картошки фри, и поэтому люди на раздаче еды работали, не покладая рук, но и получали в три раза больше меня.
"Говорила бы сносно на инглише - получала бы больше", - недовольно прокомментировала родственница.
Пока не было посетителей, я пялилась в окно, слушая сбивчивые мысли Алёны. Та, начав учиться на чужом языке, стала на нём же думать, и порой я чувствовала языковой барьер не только с чужими людьми, но и с Алёной.
Вдруг в столовую вбежал пожилой мужчина с потным лицом и съехавшими очками.
– Один большой латте и капкейк с вишней, - сказал он, подойдя к моей витрине и начав отсчитывать мелочь из кошелька.
– Пять долларов сорок восемь центов, - посчитала я на кассе.
– О, мисс Кузнецова!
– посмотрел на меня мужчина и улыбнулся.
– Не замечал, что вы здесь работаете. Давно?
"Кто это?" - спросила я Алёну.
"Твой лектор по химии", - ответила та.
"Ты мне скажи, как его зовут!" - кричала я.
– Добрый день, профессор МакКинсли, - поздоровалась я после подсказки родственницы.
– Да-да, привет, - суетился мужчина, вытряхивая мелочь.
– Вот, посчитайте сами, я не силён в складывании центов.