Баба Люба. Вернуть СССР 2
Шрифт:
— Любое благотворительное, — пожала плечами я, — это может быть сбор средств для малообеспеченных семей, для детского дома или для дома престарелых… вариантов много. И главное, дать развёрнутые интервью, что назначение этого дома именно для помощи людям….
— А что, это может подействовать, — задумчиво кивнул молодой юрист в клетчатой рубашке.
Остальные два еще сомневались, но я продолжила расписывать плюсы мероприятия, и они заколебались.
— Здесь же самое главное, — пояснила я, — привлечь побольше внимания и показать, как, мол, добрые бескорыстные люди этой Церкви делают вот такие вот добрые
Все посмотрели на Всеволода. Видно было, что ему понравилось, но он всё ещё колеблется:
— На словах звучит это хорошо, — наконец, чуть подумав, кивнул он, — но по сути это гордыня. Господь призывает помогать страждущим бескорыстно. А здесь явная корысть налицо…
Ну вот что ты с ним будешь делать! С чистоплюем этим чёртовым!
Мне захотелось от души выругаться.
Значит, писать письма Гитлеру предшественники сектантов гордыней и грехом не считали, а провести такое мероприятие — это фу?! Так, если копнуть глубже, у них все мероприятия и вся их деятельность, да и вся агентурная сеть — это и есть грех и гордыня.
Но как бы я не возмущалась в душе, но изменить закостенелое мышление я не могу.
Поэтому я с как можно более равнодушным видом пожала плечами и, пожелав всем хорошего вечера, отправилась домой.
На выходе меня нагнал Ростислав:
— Любовь Васильевна! — окликнул он меня, чуть запыхавшись, — вы просто замечательно всё придумали! Идея отличная и может круто сработать!
Я вежливо и отстранённо кивнула и посмотрела на него, мол, что ты с меня ещё хочешь.
Ростислав, правильно истолковав мой взгляд, потому что улыбнулся и вздохнул:
— Вот потому я и считаю, что Всеволода и царящие сейчас тут порядки нужно срочно менять. Он закоренелый и негибкий, и его политика уводит нас всё дальше в прошлое. Сейчас жизнь так быстро меняется, и мы тоже должны меняться, идти в ногу с жизнью. А Всеволод живёт прошлыми принципами. Вот как сказали отцы-основатели в начале века, вот так оно должно сто лет подряд и быть, по его мнению… Но это неправильно! Я хочу всё изменить, понимаете? — горячо зашептал Ростислав, — это же для людей всё!
Я посмотрела на Ростислава и сказала:
— Я всё понимаю. Но причём тут я?
— Как это причём? Как причём! — загорячился он, — вы мне можете помочь! У вас хорошие идеи, которые могут многое изменить внутри нашего сообщества! Нужно только убрать Всеволода с его старческим брюзжанием!
Он ещё попричитал, но тут его позвали и ему пришлось уйти.
Я вздохнула спокойно — какой навязчивый молодой человек. Во молодежь нынче пошла, прямо как в моём мире…
А дома, когда уже занималась приготовлением ужина, механически чистя картошку, мысли мои перескочили на более насущные проблемы — нет денег. Точнее не так: ещё немного денег-то есть, остались из заначки Любаши и от её непутёвого мужа как «откупные» за детей. Но эти деньги катастрофически таяли с каждым днём. Зарплаты из ЖЭКа ровно хватало на оплату коммуналки, за электричество и на
И как только люди в это время выживают на такие копейки?
Я уже и забыла, как это. Привыкла к изобилию в моём мире.
Деньги нужны, я же планировала отнести немного в «Хопёр-Инвест». Если подсуетиться быстро — можно успеть небольшой куш сорвать, пока там вся пирамида не завалилась.
Мои мысли прервал приход соседки:
— Тёть Люба, к вам бабка Ивановна! — крикнула Анжелика и ушла в комнату.
— Ивановна, проходите сюда, на кухню, — позвала я, — а то у меня все руки в продуктах.
Старушка-соседка заглянула на кухню и при виде меня расплылась в улыбке:
— Здорово, Любаша. А я смотрю, не было тебя эти дни. И твоих не видно.
— Да мы в село ездили, — пояснила я и принялась перемывать картошку. — Отец и Ричард там остались, а мы вернулись. Мне на работу, а Анжелике к экзаменам готовиться надо. Да вы садитесь за стол, я сейчас ужин поставлю, и мы чаю попьём. Что за новости у нас? Рассказывайте.
— Да какие там новости, — вздохнула старушка. Она сейчас сильно отличалась от той уринолюбивой Ивановны, которая встретила меня у дверей в первый мой день попадания сюда. Теперь она была вымыта, в чистой и опрятной одежде, и, главное, когда её навязчивые мысли типа уринотерапия и лечение керосином ушли, она в принципе оказалась довольно-таки неплохой старушкой. Видно было, что женщины из секты ухаживают за нею вполне добросовестно. И вид у неё был тоже довольный.
— Что, совсем ничего не случилось? — не поверила я, залила в кастрюльку с картошкой воду и поставила на газ.
— К тебе только приходили, — сказала Ивановна.
— Кто? — удивилась я и налила ей чаю.
— Сперва сестра твоя прибегала. Оглашенная, — неодобрительно покачала головой Ивановна, — припёрлась ночью, уже часов двенадцать было, если не больше. И как давай в дверь колотить. Орала, тебя звала. Думала, что ты не открываешь ей.
— А вы не спросили, что случилось?
— Да я даже дверь и то побоялась открыть. В глазок только посмотрела, и то тишком. А то, думаю, я сейчас дверь открою, а она меня заодно пристукнет. Такая злая она была. Хуже Райки.
— А вы не слышали, что именно она хотела и кричала?
— Что хотела — ну так тебя, знамо, увидеть. Звала она тебя по имени. А что кричала — «где деньги, отдавай». В общем, деньги она хотела, чтобы ты ей дала.
— А потом?
— А потом Серёга с первого этажа вышел и шугнул её, — Ивановна шумно отпила чай, отдуваясь.
— И она сразу ушла?
— Ну ты же знаешь Серёгу, он если не выспался — всегда злой. Конечно ушла. Любой бы ушел, если Серёга вышел шугнуть.
— И больше не приходила?
— Да вроде нет, — задумалась старушка и отрицательно покачала головой.
Я и сама задумалась. Выходит, Тамарка сбежала из дурки и прямиком ринулась ко мне. А так как меня не было, то она побежала домой, где пырнула супруга несколько раз ножом. Мда. В общем, мне явно повезло, что я деду дом вернула и в селе с ним была. А то чует моё сердце все эти ножевые ранения могли бы достаться мне.
— Одну секунду, — сказала я соседке, пододвинула ей розеточку с вареньем поближе и выскочила в ванную. Там я посмотрела на себя в зеркало.