Бабайка
Шрифт:
Будто к нему и не обращались.
— Тэд, я к тебе не в гости пришёл. Я веду расследование. Так что будь добр, остановись.
Сказано было негромко, но таким голосом, что Джоанна, поёжившись, искоса глянула на констебля, и тень испуга мелькнула в её глазах, а Тэд Верста остановился и остался так стоять — молча, спиной к нам, уронив голову вперёд.
Так стоял он несколько мгновений, и, наконец, я услышал его хриплый голос:
— Я не убивал.
— Я знаю, — сказал констебль жёстко. — До такого даже ты бы не додумался. — Тэд Верста вздрогнул. — И ты не настолько храбр,
Тэд Верста вздохнул
— Это было в салуне. Не скажу точно… в общем, за день до смерти. Роджер был весёлый в тот вечер. Говорил, что есть дело денежное для нас обоих. Он договорится и всё мне расскажет, — и тут в голосе его вдруг словно прорезалась тяжкая, давняя обида. — А тебе хотелось бы, чтоб это был я, правда?
— Я — королевский констебль, Тэд, — сказал Хёрст печально. — И неважно, чего я хочу. Ну так что?
— И всё. Потом он ушёл. А чуть погодя ушёл я.
— Он один ушёл?
— Один. Кажется.
— Народу много было?
— Нет… к полуночи человек пять всего оставалось.
— Чужие были? — спросил я.
— Кто это? — спросил Тэд Верста у констебля.
— Не тебе задавать вопросы, Тэд, — любезно отозвался констебль.
Тэд Верста некоторое время с мрачным интересом разглядывал меня, а потом таки сказал:
— Это Далёкая Радость, мастер, здесь всегда есть чужие.
— Я имею ввиду совсем чужие.
— Да… кстати, да. Была одна необычная пара. Мужчина и мальчик.
— Он был в очках? — спросил я.
Констебль цепко глянул на меня.
— Да.
— И они ушли вместе с Хантом?
— Нет, раньше. Намного раньше.
Ну это ни о чём не говорит.
— А они говорили с Хантом? — спросил Хёрст.
— Дай подумать… нет, я такого не видел. Но, может, пока меня не было?
— Ладно, всё, — сказал констебль. И было у меня ощущение, что этот допрос-разговор стал ему неинтересен, что появилась вдруг какая-то тема, занимающая его намного сильнее.
— День к вечеру, спросить нам больше нечего, — сказал констебль Хёрст. — Едем.
XIX
— Вы знаете их, — сказал констебль. Он сказал это десять минут спустя, когда мы ехали к Судному дому, или, говоря попросту, к шерифу в участок. Возражать не было смысла, и я кивнул, соглашаясь.
— Рассказывайте.
А что рассказывать, подумал я, о красной черепахе? об оранжевом человеке без имени? о Лю и Линде? или о том, почему я прусь через все эти миры?
— Этот человек… его настоящего имени я не знаю, — подумать только я всё-таки это говорю. — Он… он украл моего сына, и теперь я гонюсь… преследую его. Проблема в том, что в разных ми… в разных землях он выглядел по-разному.
— Что значит по-разному? — спросил констебль.
— Что такое проблема? — почти одновременно с констеблем задала свой вопрос Джоанна.
И мы с Хёрстом посмотрели на неё.
— Джоанна Бэнкс, приказываю вам двигаться в двадцати шагах впереди нас.
Джоанна сверкнула глазами, но возражать констеблю не посмела. Констебль смотрел ей вслед, пока она не отъехала на достаточное, на его
— Так что значит «по-разному»?
— Я видел его змеем, я видел его драконом. Может, он и другие обличья принимать может. И тот камень, что показывал Питер… Я знаю, где водятся такие камешки. И я знаю, что они были там.
Констебль сразу уцепил главное для себя.
— Значит, по Дальним Землям бегает тварь, вера которой столь велика, что она может обернуться кем угодно, и эта тварь убивает людей?
— Как будто так, — сказал я. — Но вообще-то в других землях он этого не делал.
— Чего этого? — не понял Хёрст.
— Не убивал, — сказал я. Хотя… — Насколько я знаю, — внёс я поправочку.
— То есть нашему королевству оказана честь, — недобро улыбнулся констебль.
Я промолчал.
— Но ты можешь его одолеть?
Вот мы и перешли на «ты».
— Я не знаю, — сказал я медленно. — Я могу только надеяться.
Констебль хмыкнул, почесал лоб средним пальцем правой руки.
— Выходит, я должен помогать тебе, — сказал он.
— А я тебе, — сказал я.
— Ты когда-нибудь участвовал в поединках?
Твою мать. Поединок.
XX
— Дуэль — это просто.
Вот с этих слов в гостинице «Рубеж», в комнате констебля началась лекция на тему «Что такое поединок, как его провести и при этом не умереть». После недолгих препирательств, в которых участвовали констебль, шериф (оба на законных основаниях), Джоанна (не имея на то никакого права) и я (не имея на то никакого желания и основания, но меня всё время в это препирательство втягивали). Шериф считал, что научать меня должен констебль — как представитель власти, столичная штучка и знаток последних веяний, констебль же упирал на то, что опыт здесь важнее, да и какой он знаток; всего один поединок! — восклицал шериф, у вас был поединок?! — восклицала Джоанна; уймись, хором говорили представители власти; скажите ему, Григорий, говорил шериф; да какая там столица, с каких это пор Йорк — столица? — это уже констебль; ну и как там в Йорке? уймись, Джоанна! уж и спросить нельзя; мастер Григорий, скажите им!
И так далее, в том же духе. Сошлись на том, что начнёт Гривз, а констебль поможет.
— Дуэль — это просто. В урочный час вы выйдете друг против друга, и тот, кто останется жив — победил. И вот что ещё. Нельзя пользоваться истинными вещами. Вот, — и шериф в замешательстве посмотрел на констебля.
Доннерветтер, сакраменто. Какая короткая лекция. И из-за этого они препирались четверть часа.
— Насколько я знаю, — задумчиво сказал констебль, — для тебя все может быть немного по-другому.
Шериф, моргая глазами, некоторое время смотрел на констебля.
— Ах да, — сказал он наконец, — разрушитель веры. Сынок, ты же обвиняешься в разрушении веры, так что губернатор может счесть, что тебе будет достаточно отбить атаку дуэлянта. Бывало такое, бывало.
— Но потренироваться надо, — сказал констебль.
— Да, — согласился шериф. — Потренироваться надо. Завтра.
— Завтра, — согласился констебль. — Отдыхайте, мастер Григорий. А я наведаюсь в салун. Поговорю кое с кем. Джоанна!