Бабочка маркизы Помпадур

Лесина Екатерина

У нее были тарелки, много, но все разные. И несколько кружек с отбитыми ручками и трещинами. Мама говорила, что из таких пить нельзя – судьбу треснешь, – но Каре было плевать на приметы. Костер она раскладывала в железном ящике и воду грела на живом огне. Чай – сухие травы. Обед – хлеб с плесенью. И гнилой какой-то мерзкий сыр.

– Не хочешь, как хочешь. И вообще, не надо меня жалеть.

– Я не жалею, – сказал Ланселот. – Я любуюсь.

– Мною?

– Тобой. Ты красивая.

– Ага, прям до усрачки.

– Нет, вправду

красивая. Очень. Я вырасту и на тебе женюсь.

Она отставила кружку и хлеб с сыром положила на цементный пол, глянула так искоса, с жалостью.

– Когда это будет?

Ланселот не знал. Но ведь будет когда-то!

– Я не доживу.

И это было правдой. Но тогда Ланселот не знал, что правда бывает горька.

Как это ни пошло, но разбудил Славика телефонный звонок.

– Але? – он дотянулся до трубки и, прижав к уху, понял, что не желает разговаривать. Ни с кем. Ни по какому поводу. Вообще.

Перебрал.

Славик вообще-то умел пить и дозу собственную знал лучше, чем кто бы то ни было. Но вчера вот что-то пошло не так. Все не так. Леха с его безумным планом. Невеста. Подружка невестина с акульей улыбкой. Сашкин вояж…

– Привет, Славик, – женский голос вызвал приступ мигрени, сам по себе, безотносительно выпитого. – Разбудила?

– Да.

– Плохо тебе?

– Да.

– Я рада, – искренне ответила Дарья. Славик представил, как она сидит: белая строгая блуза, узкая юбка с разрезом. Нога заброшена на ногу, и туфелька на пальчиках покачивается.

Он моргнул, прогоняя видение. Похоже, алкоголь не желал расставаться с его организмом.

– Вставай. Одевайся. И жду. Записывай адресок.

– А не пойти ли тебе, Дашенька…

– Если не приедешь, – ее тон сделался строгим и деловым, – вызову повесткой. И тебе же будет хуже.

Как-то сразу Славик поверил. Он сполз с кровати, убеждаясь, что перебор был не столь критичным, чтобы лишить его подвижности.

– Что произошло?

– Убийство, – и Дарья отключилась. Невозможная женщина. Нельзя было объяснить, кого убили и при чем тут Славик.

Сборы заняли куда больше времени, чем он предполагал. А на часах-то далеко за полдень. Славику, конечно, приходилось спать и куда дольше, но все же он относил себя к породе жаворонков-трудоголиков, и всякого рода поздние пробуждения оказывались чреваты мелкими жизненными неурядицами.

Дарья ждала на лавочке.

Никакой тебе юбки с блузкой. Синие джинсы, мужские ботинки и объемный пуховик ядреного розового цвета. От вчерашней дивы остался только волчий взгляд.

– Доброго дня, – сказал Славик, понимая, что день какой угодно, но не добрый. – Мы разговаривать как будем?

– Неофициально.

– Тогда пошли в кафе. Кофе будешь?

– Все буду, – Дашка подхватила массивный баул, служивший, вероятно, сумочкой. – С утра ни сна, ни еды… и вообще. За себя плачу сама.

Подходящее кафе обнаружилось на

углу. Небольшое, без особых претензий и с умеренными ценами, но притом весьма приличное с виду. Под розовым пуховиком обнаружилась серая вязаная кофта.

– Чего? – Дарья пристроила сумочку на соседний стул. – Не нравлюсь теперь?

– И не теперь тоже.

– Хорошо.

Она заказала бизнес-ланч, а Славик – кофе. До конца дня в него ничего, кроме кофе, не полезет. Организм такой. Привередливый.

– Вчера в ресторане была девушка. Рост метр семьдесят пять. Шестьдесят кило веса. Двадцать семь лет. Волосы светлые…

– Сашка.

– Александра Прохорова. Что ты о ней знаешь?

Стерва, но не самая умная. Появилась вдруг, заняв привычную орбиту в кругу «старых друзей», хотя нужна ей была совсем не дружба. Склочная. Истеричная, как все бабы, особенно когда выпьет. А выпивала она часто, но не сказать, чтобы много, скорее уж предпочитая поддерживать себя в состоянии легкого опьянения. Полагала, что так она интереснее.

– Ее убили? – Славик сумел сделать выводы из услышанного.

– Да. Вчера ночью. Колотое ранение в грудь.

И говорить стало не о чем. Вчера он злился на Сашку за ее пьяные выходки. И на Леху – как можно терпеть это? И на то, что его самого втянули в авантюру с этой свадьбой. А выходит, что Сашку убили.

– Кто-то из наших?

– Да.

– Но не я?

С чего бы такое нечеловеческое доверие? Он знал, что Дарье не нравится.

– Смерть наступила между двумя и тремя часами ночи. Как раз тогда, когда мы по парку гуляли. Ты мне еще в любви объясниться порывался, доказывая, что не виноват, а тебя обманом заставили… что заставили, Слава?

Перебрал. Господи, он не просто перебрал, а…

Но хорошо, что алиби есть.

– Послушай, принц недоделанный. Я с тобой разговариваю лишь из-за Алины…

– Я не убивал.

– Ты не убивал. Но кто-то из твоих дружков… – Дарья вытащила из сумки пакет с бумажной бабочкой. – …очень опасный человек. И сейчас ты мне про них всех расскажешь. По очереди. Очередь выбирай сам… хотя нет, лучше начни с главного.

– Леха ни при чем, – в этом Славик готов был поклясться на Библии, Конституции и Уголовном кодексе, вместе взятых. И если эта худосочная стерва думает, что он на волне похмелья и вчерашней бездумной страсти сдаст Леху, то очень и очень ошибается.

– Знаю, – сказала стерва, принимая поднос с едой. – Я Алинке позвонила. У него тоже алиби, но… бабочки, Славик. Бабочки – это серьезно. Поэтому веди себя хорошо, иначе говорить будешь в другом месте. И с другими людьми.

И Славик как-то сразу понял, что это – серьезно.

– Так что, – поинтересовалась Дашка, скалясь, – дружим?

– Сотрудничаем.

Только полный псих с ней в дружбу играть станет.

– Тогда я слушаю, – Дарья впилась зубами в гамбургер, не забывая пальцами подталкивать выпадающий салат.