Бабочка под стеклом
Шрифт:
– Ты точно заболел. И не спорь со мной. – Наталья зашла к нему парой часов позже, в конце рабочего дня, и, стараясь действовать решительно, к нему приблизилась, и лоб потрогала. – Температура, Дим.
– Я очень за себя рад, - проговорил он как можно более спокойно, хотя слово «температура» неприятно ударило по нервам. На кресле откинулся и плечами осторожно повёл, зябко ёжась.
– Вот тебе только и остаётся, что пошутить. – Наталья разглядывала его в задумчивости, потом за руку потянула. – Давай я отвезу тебя домой.
– Я сам доеду… Сейчас поеду.
– Не выдумывай. – Она пиджак
Гранович лишь усмехнулся, на большее сил не хватило. И решил всё-таки дать ей возможность проверить это утверждение самой. А попросту не сопротивлялся, попасть домой очень хотелось. В машину её сел, она довезла его до дома, а сама поехала в магазин. Дима же поднялся к себе в квартиру, и сразу на диван сел, глаза закрыл, но долго в тишине не провёл, Наталья приехала. С пакетами, сияющая, по квартире его ходила и в полный голос комментировала то, что видит. Дима даже покаялся, что разрешил ей к нему зайти. Ему видеть никого не хотелось, он с большим удовольствием сказал бы ей «спасибо» и выпроводил за дверь, но это ведь Наташка. В ответ на все его предостерегающие взгляды, она улыбалась и болтала без умолку. Кажется, всерьёз решила ему зубы заговорить.
– Димка, квартира – супер. Большая такая. А что за той дверью?
– Комната, - проговорил он недовольно. С дивана перебрался в своё любимоё кресло с высокой спинкой.
– А за той?
– Тоже комната.
Девушка остановилась в дверях и приняла соблазнительную позу.
– Зачем тебе столько комнат?
– На будущее.
– А-а. Это хорошо, что ты о будущем думаешь. – Она вернулась в прихожую за пакетами. – Я купила тебе продуктов, и в аптеку зашла. Вот это, - она зашелестела пакетом, - тебе нужно выпить прямо сейчас. Я принесу тебе воды.
Дима глазами её проводил, чувствуя, как изнутри закипает. Наташка, со своей неуёмной энергией, его раздражала. Особенно сейчас, когда самому хотелось лечь и умереть. Но ему принесли таблетки, весёлого голубенького цвета, и стало ясно, что умереть ему всё-таки не дадут. В рот их кинул и водой запил. Поморщился от боли в горле. Глаза закрыл и голову на спинку кресла откинул.
– Наташ, шла бы ты домой.
– И оставить тебя одного страдать?
– Думаешь, с тобой мне будет лучше?
Она промолчала, что-то делала, Дима глаз не открыл, и не видел, что именно, но потом почувствовал, что присела на диван.
Наталья по привычке руки на коленях сложила.
– Дима, ты ведь уехал. Ты всё решил сам.
– Я не хочу об этом говорить.
У неё вырвался недовольный вздох.
– Ладно… Но давай я всё-таки останусь. Разогрею тебе ужин. Буду о тебе заботиться.
– Наташ.
– Ну почему нет? Я сейчас уйду, а ты будешь в одиночестве страдать? – Он молчал, а она разозлилась. – Она тебе даже не звонит!
– Конечно, не звонит. Потому что я не отвечаю.
– Какой-то сумасшедший дом, честное слово. – Наталья поднялась. – Я перестала тебя понимать. С чего вдруг… она?
Гранович неожиданно усмехнулся и плечами пожал. А Наташа кресло его обошла
– Капризы состоятельного мужчины. Что ж, иногда это на самом деле бывает серьёзно. А меня ты зачем привёз?
– Я тебя привёз? – он всерьёз удивился. – Ты же хотела в Москву. Ты сколько месяцев мне об этом твердила, ты столько работала ради этого перевода. А теперь хочешь меня убедить, что я тебя позвал? – Глаза Дима открыл. – У меня температура, но я пока не в бреду. И всё помню.
– Ну и дурак, - спокойно заявила она.
– И это мне уже объяснили.
– Дурак, дурак, - подтвердила она свои же слова. – Разве вы с ней пара? Все эти дети, кошки, проблемы. Тебе это нужно?
Он сглотнул и снова поморщился от боли.
– Выходит, что да.
Наталья наклонилась к самому его лицу.
– Если бы тебе это было нужно, Димочка, ты бы не уехал. – Отошла, взяла с журнального столика свою сумку. – Ладно, я пойду. К чему привыкнуть никак не могу, так это к пробкам… Но ты, если что, не стесняйся, звони. – Она многообещающе улыбнулась. – Я приеду. И лекарство пей! – напомнила она громко уже из прихожей. А потом хлопнула, закрываясь, входная дверь, и стало очень тихо. В первые две минуты Дмитрий этой тишиной наслаждался, а потом вернулась тоска в обнимку с головой болью. Она колотилась в висках, и даже думать было невыносимо. А ещё горло драло, глаза щипало и во рту сохло. Гранович вздохнул, а вышло с хрипом и совершенно несчастно.
А Наташка, кажется, замуж за него собралась! С таким явным интересом квартиру его осматривала, всё-то её интересовало, планы, наверное, строит уже. Конечно, он сейчас не только несчастный, но и больной, самый момент к рукам его прибрать. Сварить куриный супчик, поднести стакан воды и таблетку. И можно всерьёз рассчитывать на благодарность. А он благодарен? Или он настолько не чуткий, настолько холодный и эгоистичный…
Вот так начнёшь задумываться о себе, и всю веру в будущее потеряешь, честное слово.
Дошёл до спальни, разделся, но несколько секунд тянул, прежде чем в постель лечь. Она казалась чужой и холодной, и, не смотря на температуру, в неё совсем не влекло. Перед глазами была совсем другая постель, со стёганным вручную одеялом и с наволочками с цветами на подушках, вышитыми гладью. А подушек – несчётное количество, и хочется лечь и утонуть во всём этом. А вот в эту постель, застеленную руками домработницы, ложиться совсем не хочется.
…По его одеялу кто-то крался. Дима глаз не открывал, но чувствовал мягкую поступь, явно кошачью. Чутко прислушивался, даже уже приготовился схватить наглеца за тугой тёплый бок, пальцами пошевелил. Потом какой-то звон и громкий крик Антона:
– Мама, Элька вазу разбила!
– Не разбила!
– Разбила!
…Дима глаза открыл, и некоторое время лежал в темноте и оглушающей тишине. Даже часы нигде не тикали, потому что в его квартире не было механических часов, только сердце гулко колотилось. Даже не сразу понял, что это был сон, настолько явно слышал детские голоса… А вот сейчас понял, что по-прежнему один и никого рядом. Руку из-под одеяла вынул, и лоб свой потрогал. Зато температура, кажется, спала. Счастье? А то.
<