Бабочка
Шрифт:
У меня уже собралась небольшая коллекция бабочек, жуков, змей и пиявок. Покупателей больше, чем товара, и цены очень высоки.
Один американец пообещал мне пятьсот долларов, если я достану ему двуполую бабочку. Мой знакомый коллекционер объяснил мне, что цена такого экземпляра две тысячи долларов.
— Американец хочет обмануть тебя, Бабочка, — сказал мне охотник за бабочками. — Он думает, что ты простак, и хочет выиграть на твоем невежестве.
— Ты прав, он мерзавец. Надо будет провести его.
— Как?
— Приклеим к самке два крыла самца, или наоборот. Надо сделать это аккуратно, чтобы невозможно
После нескольких бесплодных попыток мне удалось, наконец, приклеить два крыла самца к удивительно красивой самке. Для склеивания я пользовался латексом бала-ты, и бабочку можно было спокойно приподнимать за приклеенные крылья. Мы кладем бабочку под стекло, в коллекцию, цена которой двадцать долларов, будто нам и невдомек, что это за экземпляр. Номер прошел. Американец замечает бабочку, и у него хватает наглости предложить мне двадцать долларов за всю коллекцию. Я говорю, что коллекция уже обещана одному шведу.
В течение ближайших двух дней американец брал в руки коробку, по меньшей мере, раз десять. В конце концов, он не выдержал и подозвал меня.
— Я покупаю одну эту бабочку за двадцать долларов. Дай мне ее и оставь себе остальных.
— А что особенного в этой бабочке? — спрашиваю я его, делая при этом вид, будто рассматриваю бабочку, и вдруг начинаю кричать: «Смотрите, это двуполая бабочка!»
— Что ты говоришь? Да, верно. Я в этом не был уверен, — говорит американец. — Было трудно различить через стекло. Позволь.
Он изучает бабочку под разными углами, а потом спрашивает:
— Сколько ты за нее хочешь?
— Разве ты мне сам однажды не предложил за такую бабочку пятьсот долларов?
— Покупаю, держи ее для меня. Вот, возьми аванс, шестьдесят долларов, и дай мне расписку. Завтра принесу остальные деньги. Главное, вынь ее из коробки.
— Хорошо, буду хранить ее отдельно. Вот расписка.
Отпрыск Линкольна явился к открытию ресторана. Он снова изучает бабочку, на этот раз с увеличительным стеклом. Я очень пугаюсь, когда он переворачивает бабочку, но американец остается доволен, платит мне, кладет бабочку в специально заготовленную им коробочку, берет расписку и уходит.
Через два месяца меня задерживают «курицы». В полицейском участке комиссар объясняет мне по-французски, что я задержан по обвинению в надувательстве.
— Это из-за бабочки, которой ты приклеил крылья, — говорит комиссар, — и которую тебе удалось продать за пятьсот долларов.
Через два часа являются Квик-Квик, Индара и адвокат, который хорошо владеет французским. Я говорю ему, что не смыслю ничего в бабочках, что я не охотник и не коллекционер. Я только продаю готовые коллекции, оказывая тем самым услугу охотникам и покупателями. Американец сам предложил мне пятьсот долларов, я его об этом не просил. Будь бабочка настоящей, как он предполагал, вором, оказался бы он, так как стоимость настоящей бабочки — две тысячи долларов.
Через два дня состоялся суд. У моего адвоката припасен каталог бабочек, судя по которому стоимость двуполого экземпляра полторы тысячи долларов и выше. Американцу приходится возместить судебные издержки и уплатить моему адвокату.
Нам пришлось продать ресторан — раньше или позже это должно было произойти, Индара и Дайа слишком красивы, и их смелые туалеты возбуждают и сводят с ума моряков. Девушки поняли, что чем больше они
И однажды случилось то, чего я так боялся. Огромный веснушчатый верзила не удовлетворился видом обнаженных ляжек, а схватился грубыми руками за трусики моей индианки. Она держала в руках стеклянную байку и, не раздумывая, опустила ее на голову верзилы. Удар был так силен, что парень растянулся на полу, прихватив с собой и трусики. Я хотел помочь ему, но его друг-моряк подумал, что я собираюсь его бить, и не успел я охнуть, как схватил удар в глаз. Однако моряк слишком быстро отпраздновал победу, и, став передо мной в боксерской стойке, закричал:
— Защищайся, защищайся!
Удар ногой в пах, сопровождаемый ударом головой «а-ля Бабочка», и боксер растянулся во всю длину.
Потасовка стала всеобщей. Ван-Ху раздает удары палкой направо и налево; Квик-Квик вооружился длинной вилкой, а мой друг-парижанин размахивает стулом. Индара отступает — отсутствие трусиков, видимо, мешает ей.
Подъезжает джип военной полиции. Солдаты размахивают дубинками и хотят силой ворваться внутрь, чтобы отомстить за своих моряков.
Только английским полицейским удается вытащить нас, усадить в «черный ворон» и отвезти в полицейский участок. У меня под глазом фонарь, но среди моих друзей нет раненых, и нам не верят, что мы действовали в целях самозащиты.
Через восемь дней судья принимает нашу версию и освобождает нас всех, кроме Квик-Квика, который получает три месяца за использование вилки как оружия.
В ближайшие пятнадцать дней состоялось шесть крупных драк — моряки решили, что счеты еще не сведены. Нам пришлось закрыть ресторан. Мы продали его за бесценок, не вернув даже вложенных туда денег. Правды ради следует сказать, что последнее время ресторан пользовался плохой репутацией.
Бамбуковая хижина
Недалеко от Джорджтауна находится алюминиевый рудник. Там же расположена маленькая деревушка, в которой живут рабочие и инженеры. И вот мне приходит в голову гениальная мысль: почему бы не открыть клуб в этой забытой Богом деревушке? Люди там, наверно, скучают по ночам.
— Верно, там нет никаких развлечений, нет ничего, — говорит мой друг Паскаль.
Через пять дней мы: Индара, Квик, Ван-Ху и я — сидим в лодке, которая везет нас по реке к руднику Маккензи.
Деревня производит отвратительное впечатление — в ней ни одного кирпичного дома и ни одного цементного — одни лишь глиняные и бамбуковые бараки с крышами, покрытыми ветками финиковых пальм. В четырех грязных столовых всегда полно народу, и моряки дерутся даже за теплое пиво.
За десять дней мы построили (вернее, не мы, а негры-плотники с рудника) четырехугольный зал длиной в двадцать метров и шириной в восемь. Тридцать столиков, каждый из которых рассчитан на четырех человек, позволят посетителям удобно разместиться. Есть сцена, на которой будут выступать актеры; бар во всю длину зала и с дюжину высоких вращающихся стульев. Возле клуба мы построили дом из восьми комнат.
Я поехал в Джорджтаун за продовольствием, столами и стульями, и заодно нанял четырех молодых негритянок; они будут работать подавальщицами вместе с Дайей, решившей присоединиться к нам. Мы наняли и кули, который будет играть на взятом напрокат пианино.