Бабочка
Шрифт:
– Кстати, Ирина Павловна, Вас хотел видеть Президент.
– Когда?
– Да прямо сейчас.
– Очень хорошо, проводите меня.
* * *
Platz der Luftbr"ucke 6. Берлинская криминальная полиция. Шенкерман нервно выкурил две немецкие сигареты подряд. Да, это не табак, подумал он и направился к входу.
Охранник на входе направил его в бюро пропусков, где он без проблем и проволочек получил по-своему аусвайсу пропуск начальнику криминальной полиции Берлина, штандартенфюреру Мюллеру. На втором этаже
– Я Вас слушаю.
– Герр Мюллер, моя фамилия Штирлиц, Макс Отто фон Штирлиц. Я бы хотел поговорить с Вами по одному важному и секретному делу.
– Сардоническая ухмылка мелькнула на лице Мюллера:
– Я Вас слушаю, герр фон Штирлиц.
– Есть ли возможность, сделать так, чтобы никто не смог войти сюда во время нашего разговора.
– Учтите, фон Штирлиц, или как Вас там. Я вооружён.
– Игорь тяжело вздохнул:
– Герр штандартенфюрер, мне нет смысла убивать Вас, у меня как раз противоположные планы.
– То есть?
– Мюллер откинулся на спинку кресла, - Вы хотите спасти мне жизнь?
– Не только Вам, но и более десяти миллионам немцев.
– Мюллер с интересом посмотрел на Игоря:
– Хорошо, присядьте, - он поднялся из-за стола, подошёл к двери, закрыл на ключ. Затем присел рядом с Шенкерманом, по одну сторону стола, - Итак, я Вас слушаю.
* * *
– Ирина Павловна, - Президент был как всегда галантен. Поцеловав Ирине руку, подвинул кресло, в которое она села, затем сел рядом, устремив на неё выжидательный взгляд.
– Олег Васильевич, у меня к Вам два вопроса.
– Президент кивнул.
– Первое, в моей лаборатории, похоже, поселился крот.
– Волков прищурился:
– Как определили?
– Свой рабочий стол я ставлю под пароль. Не скрываю ни от кого, что пароль очень сложный. И, тем не менее, за последние три дня зафиксированы шестьдесят четыре попытки взлома. Правда, нужно сказать, что никто из моих работников не знает, что в моих архивах абсолютная пустота. Я вычищаю всё, вплоть до компиляторных слоёв. Но, опять повторюсь, этого никто не знает.
– Президент улыбнулся:
– Вам, Ирина Павловна, в разведке работать. Алексей, - Волков чуть повысил голос.
– Да, Олег Васильевич, я уже поставил задачу. Думаю, что поиски много времени не займут. Не так уж много ЭВМ-ок в окружении лаборатории Ирины Павловны.
– Хорошо, будем ждать. Ваш второй вопрос, уважаемая Ирина Павловна?
– А второй, - Ковалёва тяжело вздохнула, - Алёша, передай, пожалуйста, господину Президенту то, что я тебе отдала.
Президент, покрутив в руках носитель, устремил вопросительный взгляд.
– Понимаете, Олег Васильевич, сегодня утром я пришла на работу, как обычно всё расставила по местам. И тут обратила внимание на нашу белую мышку Нюсю. Поймите только меня правильно. Вчера эта несчастная мышка умирала. За ночь всё должно было привести её к фатальному концу. Я решила, раз уж ничего нельзя сделать, вколола ей опытный образец состава, у которого ещё даже названия нет.
– Президент, зная, что эта женщина попусту языком молоть не будет, слушал
– И вот утром я не нашла нашей Нюси на обычном месте. Умирающая мышка активно крутила колесо. Мало того, увидев меня - затребовала есть!
– С ума сойти!
– Президент был шокирован. Посмотрев ещё раз на носитель, - И здесь?...
– Да, здесь полная структурная и химическая формулы этого препарата. Я прошу Вашего разрешения на испытание препарата в боевых условиях, на людях. В своей лаборатории экспериментов проводить не хочу. Мало ли кому захочется украсть этот 'эликсир молодости', если можно так сказать.
Президент задумался:
– Что ж, я думаю, что Ваша просьба вполне выполнима. Интернат престарелых Ветеранов Вооружённых сил вполне подойдет. Или я не прав?
* * *
Шенкерман достал из портфеля два бумажных пакета. Тот, что толще, передал Мюллеру:
– Прошу Вас, уважаемый герр Мюллер, посмотрите эти фото. Что будет не ясно - я объясню.
– Мюллер усмехнулся, открыл пакет и достал из него толстую пачку фотографий. И чем дальше он их просматривал, тем его улыбка так же таяла. Просмотрев всё, он посидел, подумал и передал фото Шенкерману с вопросом:
– Что это?
– Это, господин штандартенфюрер деятельность германской армии на оккупированных ею территориях. Это, - он показал одну из фотографий концентрационный лагерь Маутхаузен, это концентрационный лагерь Майданек, это - фабрика смерти, концентрационный лагерь Аушвиц, или по-польски Освенцим. Один миллион четыреста тысяч умерщвлённых в газовых камерах, холодом, голодом. Из них миллион двести тысяч евреев, остальные славяне. Вот фотографии складов Освенцима, где аккуратно хранили одежду и обувь уничтоженных, а так же протезов, как рук и ног, так и зубов. Дальше. Концлагерь Равенсбрюк, лагерь для женщин. На них ставили чудовищные опыты врачи-садисты. Это - концлагерь Саласпилс. Лагерь для детей. Их держали для того, чтобы до капли выкачать кровь раненым германским солдатам.
– Хватит, - не выдержал Мюллер. Он достал сигарету и, ломая спички, прикурил, - откуда это всё у Вас?
– На этот вопрос я Вам отвечу, но позже.
– Игорь взял в руки конверт более тонкий, достал из него фотографию, на которой среди сровненных с землёй домов высилась громада Собора.
– Это Кёльн, его сравняли с землёй англо-американские военно-воздушные силы. Кёльнский собор, видимо служил ориентиром, поэтому он остался, сравнительно цел. Это Дрезден. Немецкие войска, при отходе заминировали все здания этого прекрасного города. Только группа противника, потеряв при выполнении операции почти весь личный состав, сумела в последний момент взорвать управляющий кабель и спасти город.
– А противник - это Советский Союз, конечно.
– Командир отряда, да, он русский. А остальные - сербы, хорваты, поляки, венгры, румыны и немцы, в том числе. А сейчас, возможно, самое страшное для Вас, как для немца, как офицера.
– Шенкерман протянул Мюллеру цветную фотографию, на которой у подножия Мавзолея Ленина лежали слоем толщиной более метра флаги, вымпелы, штандарты, стяги, знамёна фашисткой Германии.
– Это - апофеоз.
– Руки Мюллера дрожали, когда он смотрел на последний снимок.