Бабур-Тигр. Великий завоеватель Востока
Шрифт:
Защитники города были распущены по домам и рассеялись по многочисленным улицам и кварталам, а также загородным жилищам. В этих обстоятельствах Бабур предпринял очередной карательный набег на афганские племена.
О том, что случилось дальше, сообщает его дневник:
«В ту весну я разбил в окрестностях Мукура отряд афганцев-мехмендов. Через несколько дней после того, как мы вернулись из набега и стали лагерем, Куч Бек, Факир Али Каримдад и Баба Чухра задумали бежать. Узнав об этом, я послал им вслед людей; их поймали ниже Истаргача и привели. При жизни Джахангира-мирзы они тоже, как мне докладывали, говорили неподобающие слова; я приказал подвергнуть их всех наказанию на базаре. Когда этих преступников привели к воротам базара и накинули им на шеи веревки, чтобы их повесить, Касим-бек
Однажды вечером я сидел в Чар-Баге, в помещении дивана. К ночи, в час молитвы перед сном, Муса Ходжа и еще один человек быстро подошли и сказали мне на ухо: «Моголы действительно решили поднять мятеж. Мы не узнали наверное, удалось ли им привлечь на свою сторону Абдурразза-ка-мирзу; они еще не решили, произойдет ли восстание именно сегодня ночью».
Притворившись ничего не знающим, я через некоторое время отправился в гарем. В то время мои женщины находились в саду Баг-и-Хилват и в саду Баг-и-Юрункча. Когда я подошел к женщинам, телохранители и стражники удалились. После их ухода мы с Сарвар Кулом направились в город. Я дошел до рва и Железных ворот, и тут ко мне подбежал, со стороны базара, ходжа Мухаммед Али…»
На этом записи снова прерываются. Мы не имеем никаких сведений о последующих одиннадцати годах, и ни одна из известных копий этой рукописи не может восполнить образовавшийся пробел.
Однако другие историки и, в частности, молодой царевич Хайдар сообщают отдельные подробности о мятеже в Кабуле в 1508 году. Хайдар, которому тогда было одиннадцать лет, приезжал в Кабул на следующий после восстания год и мог слышать рассказы очевидцев.
В те дни Бабур проявил обычную для него безрассудность и устремился в город, не позаботившись о вооруженной охране. Судя по всему, он едва не был схвачен, когда проезжал Железные ворота, однако сумел ускользнуть от преследователей. Его появление подстегнуло мятежников к более решительным действиям. Мятеж выплеснулся на улицы города прежде, чем Бабур успел осознать его размах. Прибыв на базар, находившийся в армейском расположении, Бабур обнаружил, что лавки разграблены, а неуправляемый гарнизон разбежался. Лишившись своих командиров, солдаты не знали, что им делать: то ли встать на сторону монголов, то ли вступить с ними в бой, бежать или остаться и защищать свои семьи.
Из этого хаоса Бабур вышел с небольшим подкреплением в виде преданных ему воинов, которых набралось около пятисот человек. На следующий день на его сторону перешли и другие беки и военачальники. Очевидно, сторонники Бабура сосредоточили свои силы за пределами города и отражали атаки мятежников. Царевич Абдурраззак открыто провозгласил себя вождем мятежа, подстрекаемого побежденными Аргунами и Мукимом, который теперь вновь управлял Кандагаром.
По всей видимости, в один прекрасный день преданные Бабуру отряды предприняли решительный натиск на силы заговорщиков. Хайдар сообщает, что «это было одно из величайших сражений повелителя». Бабур вызвал Абдурраззака на поединок, чтобы сразиться с ним перед лицом обоих войск. Осторожный Абдурраззак отклонил это предложение, однако его приняли пятеро воинов из войска мятежников. В ходе этого впечатляющего турнира Бабур выбил из седла всех пятерых, одного за другим. Можно подумать, что это всего лишь легенда, однако Хайдар сообщает имена всех сраженных Бабуром воинов. Помня о непреклонном характере Бабура и о его искусстве целым и невредимым выходить из самых сложных столкновений, мы можем представить себе, в каком унынии пребывали его враги, когда одного за другим выносили с поля боя несостоявшихся победителей, среди которых были представители – как можно судить по их именам – самых разных племен и народов.
Дерзкая
Из документов известно, что к концу лета в Кабуле был восстановлен порядок. Примерно в то же время Шейбани-хан издал указ, повелевающий очистить все его земли от всех представителей рода Тимуридов. Старшие из них, как, например, царевич Хусейн Дуглат, были казнены, а несколько мальчиков, включая Хайдара, сына Хусейна, пустились в путь по зимним перевалам Бадахшана, чтобы найти защиту при дворе Бабура.
К этому времени двор самозваного падишаха уже получил некоторую известность. Жестокие войны Западной Азии не достигали Кабула. Тем временем на свет появились новые династии, и преследованию Бабура Шейбани-ханом был положен конец.
Впервые в жизни Тигр мог воспользоваться результатами событий, происходивших за пределами его собственных владений, надежно укрытых от внешнего мира.
Глава 5
Бабур против своего народа
Где пересекаются тропы в Неведомое
Основы подлинного мистицизма ослепительно просты. Любовь святого Франциска, молитвы святой Терезы из Авилы не поражают сложностью мышления. Нет ничего непонятного и в том, какие мысли могли посещать сироту Мухаммеда, когда он одиноко сидел под ночным небом, созерцая свет, струившийся из тьмы над его головой. Свет и тьма – одинокая душа и ее единое божество.
Однако идею можно выразить словом, но лишь символы способны передать мысль; попытка изложить мистическое понимание веры может оказаться предельно сложной. Среди великих мистиков Азии лишь Руми способен был оставить эти строки: «Любовь взывает к человеку из Небесных светлых врат…» Омар Хайям писал: «Я Книгой судеб завладел, взмыв соколом к вратам Небес». Ему вторил Хафиз, следовавший своим мыслям: «Сокол, гнездящийся в юдоли скорби, подъемлет взор. До него доносится зов от подножия Божьего престола».
В далекие времена эти поэты пытались проторить свои тропы в Неведомое, хорошо известные шиитам или схизматикам, противопоставлявшим себя суннитам – истинно правоверным. Элементарные основы веры были открыты для всех пророком Мухаммедом и нашли свое отражение в Книге. Затем сложились традиции, чтобы подчинить человеческую жизнь законам Корана, а шариат установил правила поведения, предписанного Богом, бесконечно далекие от земного мира. Последователи мистицизма, разделявшие веру францисканцев в близкое пришествие Мессии, не исключали возможности появления Имама даже из лона несторианских сект.
К тому же среди мистиков начали формироваться ордена дервишей, такие, как Накшбанд, подобно тому, как после кончины святого Франциска начали возникать ордена нищенствующих монахов. Дервиши, время от времени подвергаемые преследованию, старались сохранить в тайне свое следование Ишанам – аватарам веры. Они проторили путь возрождающейся вере, далекой от ортодоксальных принципов. Ходжа Ахрари, идеалист и суфий, был учителем дервишей, или святых людей. Бабур почитал его и разыскал его учеников, предварительно наведя справки о них у бродячих дервишей. Очевидно, монашествующий Мир Алишер, вынужденный против своей воли заниматься политикой, также был мистиком в глубине души и большим другом Джами.
Конечно, Бабур относился к Джами как к первому апостолу среди поэтов. Джами, изначально принадлежавший к ортодоксам, склонился на сторону мистиков, и несомненно повлиял на формирование религиозных взглядов Бабура. Бабур строго следовал закону и соблюдал все предписанные правила поведения, но при этом всегда склонялся к вере в имманентность Бога. Он был далек от софистики и, утверждая, что все события его жизни предопределены Всевышним, нисколько не кривил душой. Однако некоторые вопросы все же оставались. Возможно, в тот момент он не был способен провести границу между ритуалами омовения, приема пищи и вознесения молитв и своей невысказанной надеждой на то, что в мирских неурядицах Бог ниспошлет ему силы. Его прямолинейные взгляды легко вписывались в рамки ритуалов, а воображения не хватало на то, чтобы согласовать эту практику с утверждениями Руми, который не придавал значения повседневной рутине, ощущая пугающее присутствие Бога.