Бабур (Звездные ночи)
Шрифт:
По обычаю покрывало с лица невесты должен снять чистый маленький мальчик. Тогда Кутлуг Нигор-ханум гостила в Самарканде: ее пригласили на свадьбу Султана Ахмада, и пятилетний Бабур был с матерью. У Султана Ахмада сыновья умерли, и, хотя Кутлуг Нигор-ханум завидовали, а на мальчика посматривали косо, все же именно ему, Бабуру, под возгласы пожелания — «да родит молодая сына, как лев», — довелось стянуть покрывало. Многое из того события стерлось начисто в его памяти. Но свое непонятно-горячее чувство, которое он испытал, когда под его ручонкой открывалось нежное лицо девушки-невесты, — помнит. Он знает теперь, что это было чувство восхищения прекрасным. Он испытывал его с тех пор
Так если прекрасная Айша томится в неволе у его врагов, может ли он, Бабур, спокойно сидеть в Андижане, зная об этом?..
— Господин Касымбек, — сказала Кутлуг Нигор-ханум. — Судьба невесты нашего мирзы беспокоит и нас. Мы писали ее матери, просили отправить Айшу-бегим в Ташкент к ее старшей сестре Розии. Возможно, эта наша просьба уже выполнена…
Касымбек отрицательно покачал головой.
— Увы, ханум, не выполнена, — сказал он. — Ваш слуга постеснялся сразу показать повелителю письмо, которое мною получено недавно из Самарканда от… одного из верных моих людей…
— Что за письмо? Что-нибудь случилось? — забеспокоилась мать Бабура.
— Айша-бегим вместе с матерью и сестрой собралась уехать в Ташкент, была готова уехать, но мирза Байсункур задержал их и, мало того, велел возле их дома поставить стражу. Из дома, говорят, никого не выпускают. И вправду — плен. Теперь пленницы ждут избавления только из Андижана!
Бабура мгновенно охватил гнев. Байсункура, так подло поступающего с бедной девушкой, должно покарать! Желание тотчас же отправиться с войском в Самарканд стало подавлять все другие.
Ханзода-бегим почувствовала, как изменилось состояние души брата.
— О амирзода, пусть всевышний поможет вам побыстрее освободить пленниц! — сказала она. — Но разве избавление может принести только война, только раздор? Разве военный поход не усилит вражду? Мирза Байсункур, коли узнает о вашем походе, еще больше невзлюбит Айшу. Может быть, ее освобождение следует, мой повелитель, поискать на дорогах мира…
Бабура разозлили эти слова.
— Мира?! Искать путей к миру — с обидчиком?
Мать обратилась к Бабуру:
— Отправьте к мирзе Байсункуру посла мира, сын мой… Раздор между вами можно уладить.
Как можно говорить о мире, когда война уже идет? Мир предлагает первой та сторона, которая считает себя слабее. Он не слабее Байсункура.
— Байсункур свершает насилие! А я должен смириться с этим и отправить посла просить замиренья? Стать на колени, чтоб жениться на Айше? Нет, на удар отвечают ударом!
— Высокородная ханум, в нынешнее время смирением насилия не одолеешь! — Касымбек взглянул на Бабура. — Средь сильных надо стать сильнейшим. И потом, мы говорим не о чем-нибудь — о Самарканде! Все стремятся к нему, все желают его! С севера зарится на Самарканд Шейбани-хан. Властитель Гиссара Хисров выжидает благоприятных обстоятельств, чтоб выступить на Самарканд. Мирза Байсункур властитель слабый, ему не удержать столицу Мавераннахра. Если ее не возьмет наш повелитель, возьмут другие — и гордость его дедов перейдет в руки чужих родов. А если Шейбани или Хисров овладеют Самаркандом, то они
— А почему бы всем потомкам эмира Тимура не собраться и не заключить военный союз? — спросила Кутлуг Нигор-ханум, с явным огорчением ожидая ответа, известного и ей самой.
— Под чьей рукой, под чьим знаменем? Какая сила их соберет? У Байсункура нет ни силы, ни ума. Мавераннахр может спасти только наш повелитель — мирза Бабур. Вот почему мы посвятим всю свою жизнь этой цели — и нашему повелителю. Вот возьмем в этом году Самарканд, тогда, по воле аллаха, опасности будут позади, и тогда в самом деле наступят мир и спокойствие. И время, когда можно строить любые дворцы!
Ханзода-бегим громко спросила разошедшегося визиря:
— Значит — коротко: просьба нашей матушки уговорить беков отвергается вами?
Касымбек почтительно приложил ладонь к груди:
— Простите своего недостойного слугу за откровенность, бегим, но по разрешению моего повелителя я высказал то, что у меня на душе.
Так Бабур попал меж двух огней. «Заключи мир, будь строителем!» — говорит ему мать. И это означало: «Живи без забот, как сайгак». Но Касымбек правильно говорит, что мир ныне не для спокойствия. Среди хищных волков недолго проживет сайгак, средь волчьих стай надо быть львом.
Касымбек решил прервать долгую и обессиливающую беседу.
— Повелитель, вы сегодня хотели выйти на прогулку верхом. Копи давно подготовлены… Нельзя ли предложения вашей матушки-ханум обсудить со всеми беками сегодня вечером? Соберем большой совет беков…
Ханзода-бегим бросила на мать быстрый взгляд: не убедили одного визиря, как же убедить всех беков? Кутлуг Нигор-ханум задумалась, как продолжить беседу сейчас, однако Бабур уже резко, по-молодому поднялся с места:
— Совет созвать на завтра, надо все хорошенько обдумать. А сейчас — едем, едем…
К югу от Оша простиралась холмистая равнина, покрытая удивительно яркими полевыми цветами — иссиня-желтыми одуванчиками, сине-фиолетовыми колокольчиками, красными маками.
Конь Бабура шел спокойным шагом; всадник не отводил взгляда от далеких снежных вершин и одновременно чувствовал, как мягко ступают копыта коня по высокой траве. Красота весны ласкала взор и душу, но душа не успокаивалась, продолжала трудный спор между матерью и визирем, между собой… и собой же. Узел самому не развязать. Да и есть ли мудрый человек, который развяжет этот узел так, как хочется Бабуру? А как ему хочется?.. Посоветоваться с пиром? Занемогший Ходжа Абдулла не сумел приехать в Ош, но Бабур знал, что учитель был сторонником похода на Самарканд. Слова о том, что, пока не восстановится единство Мавераннахра, всякая большая мечта останется только мечтой, он слышал от учителя не раз. Значит, опять война, а строительство следует отложить до… до неопределенных сроков…
Всадники поднялись на косогор. Отсюда хорошо просматривалась местность. Касымбек удивленно воскликнул, глядя в сторону гор:
— Как много отар!
В самом деле, на запад отсюда было видно, как с десятков холмов стекали вниз отары. Множество отар. А смуглый двадцатипятилетний бек по имени Ходжа Калан приложил ладонь к глазам, вгляделся в даль.
— У-х-у! — воскликнул он. — Там еще больше табунов!
— Табуны есть и на востоке, смотрите, смотрите!
Отары и табуны двигались быстро. Значит, они не паслись — их гнали. Вон две отары показались на склоне. Потом еще две отары. Из-за отдаленных холмов друг за другом вымчали четыре табуна коней и быстрым селем пошли по направлению к косогору, где стояли Бабур и его свита.