Бабы строем не воюют
Шрифт:
Взвыть было впору, а тут еще и полные отчаяния глаза Юльки – опять не поняла, опять не сумела!
– Ну? – не оборачиваясь, как-то строго и даже сердито спросила Настена.
– Хуже не стало! – торопливо отозвалась Юлька.
– И что?
– Добрый знак. Еще бы хоть пару дней так…
– Дальше!
– Кровь взбодрить, спину и грудь растереть согревающим, тепло к ступням… – Голос Юльки становился все увереннее и увереннее. – Питье, чтобы горло размягчало… и чтоб откашливался легче.
– Повязку сними, после растирания снова сошьешь края, – все таким же строгим голосом принялась наставлять Настена, – но, пока растираете, ребра держи… нет, лучше я сама. Иглу,
– Есть, все с собой!
– Хорошо, тогда взялись…
Арина помогала, чем могла, делала, что указывали, а сердце заходилось от жалости к Андрею. Еле удержала вскрик, когда из-под давящей повязки показались грудь и бок, сплошь черно-синие.
Потом слушала и запоминала наставления по уходу за Андреем, опять сидела и вслушивалась в его дыхание… и вдруг поняла: к жалости к Андрею примешалась жалость к Юльке.
«Да что ж Настена с родной дочкой так? Наставники с отроками и то не всегда… а тут дочка! И ведь не замечает же никто… Только Михайла!
Так вот в чем дело! Он единственный из всех ее пожалел! Никому больше и в голову не пришло, а он… И она и не ждет ни от кого тепла человеческого. Да как же ей одиноко-то, если, как говорят, она к Бурею, к чудищу этакому, ластится, словно к родному?! Девкам-то и невдомек, возмущаются: что Минька в ней нашел? А он пожалел, пригрел… И Макошь как раз за это ему удачей отдаривается? Михайлу убить могли, а Андрей его собой прикрыл… Выходит, Андрей – часть Михайловой удачи? Для того чтобы Юльку было кому жалеть и защищать, Андрей сейчас тут чуть живой лежит? Все из-за нее? И Настена, измученная, ночь не спавшая, на остатках сил притащилась в крепость, чтобы сохранить защитника Михайлы, хотя Бурей не решился его даже до Ратного везти? Все для благополучия дочки, а виду не показывает…
Но ведь Андрея-то к Михайле не Настена приставила, а Корней… или Аристарх?»
Вспомнилось ощущение, исходившее от старосты во время запомнившегося на всю жизнь разговора: тяжелый, холодный, выгоревший очаг… скорее даже не очаг, а горн, в котором когда-то бушевало пламя, а теперь осталась страшная, затягивающая темнота…
«Аристарх – холодная и беспощадная сила, воплощение мужской воинской сути, которая… Как там Филимон говорил? Неважно, родственник ты, или приятель, или соперник, или должник… приказ отдан и должен быть исполнен! Этот прикажет… кого угодно и как угодно.
Но при чем здесь тогда Юлька? Да при том! Макошь, может, сама ничего и не вершит, но чужие свершения подправляет! По-женски, чуть-чуть, но так, что свершается то, что ей надо! Это и есть удача: приказано Андрею беречь Михайлу – и ничего более, а по велению Макоши выходит так, что оберегается не просто наследник воеводы, а еще и защитник юной лекарки. Да что ж такое закручено вокруг этой девчонки? Во что Андрея втравили?»
И вспомнился разговор с юной лекаркой поздним вечером после того занятия с Клюквой и драки плотников с лесовиками…
Уже начинало понемногу смеркаться, Арина шла по своим делам, даже и не думая про Юльку, и вдруг приметила юную целительницу, одиноко примостившуюся возле лекарской избы на завалинке. Не часто она позволяла себе прохлаждаться без дела; до сих пор Арина такого и не видела. И лицо у нее при этом какое-то… отрешенное, что ли?
Первой мыслью было: «Если здесь сидит, отдыхает, то тяжелых раненых нет, иначе возле них была бы», – а потом вспомнилось, что Юлька единственная
– Вот вернется Михайла, снова будет тебя здесь поджидать…
– Когда еще вернется-то… – Юлька вздохнула и настороженно покосилась на Арину. То ли непривычно ей было, что взрослая женщина заговорила с ней на такую тему, то ли догадалась, что это так – для начала, а разговор пойдет о другом.
– Ну не за тридевять земель он ушел! Вернется с победой, с добычей, с подарками…
Юлька еще не успела хмыкнуть презрительно, а Арина уже поняла – промахнулась. С этой, как с обычной девицей, разговаривать не получится – юной лекарке если и не наплевать на подарки вовсе, то разговор о них для нее далеко не самое интересное.
– А место здесь для лавочки хорошее, – попробовала зайти с другой стороны Арина. – Попросила бы отроков сделать для отдыха – что ж на завалинке сидеть? Красава небось и близко к лекарской избе подходить опасается.
– Да уж… – Юлька слегка покривила губы.
Обычного девичьего: «Уж я-то ей рожу разукрашу», «Я-то ей волосья прорежу» или еще чего-то в том же духе от нее ждать бессмысленно – это Арина уже поняла. Непонятно было другое: то ли Юльке о Красаве и вспоминать не хотелось, то ли она при случае собиралась сотворить с внучкой волхвы такое, о чем говорить вслух не считала нужным. В общем, разговор не складывался, и сколько еще придется ходить вокруг да около, получая в ответ краткие и невнятные отклики, Арина не представляла, поэтому решила спросить в лоб:
– Слушай, а что такое Красава давеча с лесовиками творила? Ты поняла?
– Силы набиралась, змеюка!
– Силы?.. Это как?
– А вот так, обыкновенно. – Юлька слегка пожала плечами, и Арина испугалась, что и сейчас она ограничится только этим, но та продолжила:
– Смотрела, сможет ли убить, видела, что может, и от этого ощущала себя сильнее. Они хоть и не понимали ничего, но им от ее глаз не по себе делалось. Знобко, что ли… ну как-то так. А она и рада, ей того и надобно! Была бы там сотня народу, она бы и сотню так обошла, и каждого бы… Если бы не нарвалась, вот как на тебя. Ты-то ее не испугалась, и она сразу слабость ощутила. Теперь тебя стороной обходит, не хочет опять так же.
– Вот оно что… А как же она понимает, что может убить? Откуда ей знать-то?
– А она уже убивала, знает, каково это. И ей понравилось! – Юльку, кажется, заинтересовал наконец разговор: она распрямила спину и развернулась в сторону Арины. – Ей бабка дала попробовать. Волхва куньевского… он на Миньку с топором кинулся. Нинея его остановила, но сама не стала убивать, а отдала Красаве.
– А ты-то откуда это… – Услышанное оказалось настолько неожиданным, что Арина оторопела.
– У Миньки вызнала. Он не хотел рассказывать, да… вызнала, в общем. – Юлька всмотрелась в Арину и улыбнулась. – Ты не пугайся, вовсе она не смерть ходячая, боязно ей пробовать без бабки-то: вдруг не получится? Вся ее сила тогда… – Лекарка махнула ладонью, словно отметала что-то невидимое. – А бабка, я так думаю, ей больше не позволяет, мол, попробовала, знаешь, как это бывает, и хватит с тебя.