Back in the USSR
Шрифт:
Короче, я хотел петь, но в голове творился полный сумбур. И так было до 1963 года, когда я впервые услышал „Битлз". Со мной был шок, истерика. Пришли эти ребята и сразу же поставили все на место. До них была только прелюдия».
Коля Васин тоже понял, зачем живет, только услышав «Битлз»: «Ко мне пришел приятель и спросил: „Слышал про новую сенсацию «жуков-ударников»"*? —
* Так в нашей прессе поначалу пе-ревели название «Битлз».
и поставил ленту, записанную с радио Би-би-си. Это было божественно. Я почувствовал себя абсолютно счастливым и всемогущим. Исчезли подавленность и страх, воспитанные годами.
Градский (кажется, он незнаком с Васиным): «Мне тут же все обрыдло — кроме „Битлз"».
Козлов (более спокойным тоном): «Я думаю, советский рок начался с „Битлз"».
К этим голосам может присоединиться хор миллионов. Роль «Битлз» в зарождении советского рока невозможно переоценить: она была главной и решающей. Я давно задавал себе вопрос «почему?» — и могу поделиться некоторыми соображениями. Мне кажется, Элвис и рок-н-ролл были хороши, но слишком экзотичны для нас. Жесткий «черный» ритм, быстрый темп, гиперсексуальный голос — колоссально, неслыханно, идеально для новых танцев, — но можно ли рок-н-ролльных «крикунов» представить «своими ребятами»? Нет, до них далеко, как до Америки... А «Битлз» были рядом, и не географически, а душевно. Известная фраза «Они, должно быть, русские»*
В 1977 году так написала о «Секс пистолэ» консервативная «Дейли телеграф», подчеркивая тем самым их полную отчужденность от британских традиций.
прекрасно подходила бы им — и это доказала феноменальная отзывчивость всей нашей молодой публики. Счастливые и совершенно натуральные голоса «Битлз», сливавшиеся в гармоничном хоре, оказались именно тем «своим» голосом, которого так ждало наше мятущееся новое поколение, но не могло само придумать... Ответ пришел из Ливерпуля.
Затем, у «Битлз» были мелодии. Для русского уха это необходимо. Хороший ритм и сочный звук всегда приветствуются, но без красивых, напевных мелодических линий шансы на настоящий успех сводятся к минимуму. Именно поэтому «Роллинг стоунз» никогда не были у нас реальными соперниками «Битлз», а посредственные малоприметные группки вроде «Смоки» возводились в ранг суперзвезд. (И поэтому я завален сейчас по уши письмами от радиослушателей, возмущенных моими критическими высказываниями в передаче о жалких «Модерн токинг»...) Часто и от разных людей я слышал одну и ту же фразу: «Битлз» попали в «десятку». Да, у них было все, и если вы хотите почувствовать, в чем страшно нуждались миллионы молодых сердец в России, то достаточно послушать «Ши лавз ю, йе, йе, йе...». Радость, ритм, красота, спонтанность. Идеалист Васин называет это одним словом: «любовь». То, что,как известно, нельзя ни купить за деньги, ни получить в качестве премии за отличную работу или учебу.
Трещина между поколениями («проблема отцов и детей»), которую наметили стиляги и стимулировал молодежный фестиваль, стала стремительно разрастаться. Взлелеянная тоталитарная «общность» культурных устремлений вдруг начала разваливаться. Уже не единичные фанатики, а массы «детей» поставили жирный крест на ариях из оперетт, спортивных маршах, «слезоточивых» романсах и прочих казенных номерах и отдались во власть нездешних «электрических» ритмов. Теперь это не было данью моде и снобизму: за искренность «Битлз» фаны платили своей искренностью. Новый язык так манил и был так доступен, что мало было слушать, хотелось попробовать высказаться самим. Наверное, хотелось просто радоваться, попугайничать и «балдеть»... Но за этим стояло нечто большее — «всенародный
Продолжим монолог Градского.
Итак: «...Все обрыдло, кроме „Битлз". Я жил недалеко от Московского университета и часто ходил на вечера интерклуба. Там было много студенческих ансамблей — эстрадных и джазовых. Однажды в одной из комнат я обнаружил настоящую бит-группу польских студентов — она называлась „Тараканы". Я нагло заявил им, что хочу с ними спеть. Сначала эти ребята посмеялись, потом согласились. Первый концерт я пел вообще без микрофона, и так громко, что одна дама из зала попросила: „Нельзя ли потише?.." С „Тараканами" я выступил еще несколько раз, а потом познакомился с Михаилом Турковым — он тоже играл на электрогитаре и пел. Мы нашли ритм-секцию, Вячеслава Донцова и Виктора Дегтярева, и так возникла моя первая группа — „Славяне"».
Это произошло в начале 1965 года, и «Славяне» были, по-видимому, третьей по счету «русской» рок-группой в Москве. Первые — «Братья», но они существовали очень недолго; вторые — «Соколы». «Славяне» и «Соколы» конкурировали между собой: группа Градского ориентировалась на репертуар «Битлз», «Соколы» — на «Роллинг стоунз» и, впоследствии, «Манкиз». В Ленинграде первыми были «Странники» (начало 1964 г.), затем «Лесные братья», «Авангард» и «Аргонавты». Все группы играли только на танцах — в фойе институтов, школах, студенческих кафе и общежитиях* —
* Первый в Москве рок—концерт в зале со сценой состоялся, по воспоминаниям Градского, в 1966 году в Ми-нистерстве иностранных дел**» Может быть, из-за того, что все пелось на английском языке?
и получали за выступление по 50—100 рублей, по договоренности с организаторами. Вся аппаратура была самодельной. Например, оборудование «Славян», сконструированное неким Сашей Королевым, состояло из трех 25-ваттных гитарных «комбо» и 100-ваттной голосовой системы. Стоил весь комплект 1000 рублей.
Постепенно создавалась рок-община (хотя слово «рок» вообще не имело хождения, вся новая музыка называлась «биг-бит» или просто «бит»). Внешне новая прослойка еще мало отличалась от окружающих и никак специально себя не называла, разве что «битломанами» иногда. Ребята старались быть похожими на «Битлз»: прически и пиджаки-«битловки» с круглым воротником и без лацканов (кажется, сами ливерпульцы называли это «китель Неру»), а также белые рубашки и галстуки.
Поклонники биг-бита мигрировали по танцплощадкам. Разумеется, никакой рекламы не было и вся информация о выступлениях групп передавалась из уст в уста. Там же происходил и популярнейший в то время обмен фотографиями: Джона и Пола, концертных снимков, репортажи с пресс-конференций... Фотографии даже давали «в аренду» — полюбоваться несколько дней. Незаметно возникли подпольная индустрия и «черный рынок»: перезапись пластинки стоила три рубля, сама пластинка — двадцать, тридцать.
Самыми преданными фанами англо-американского рока были сами наши музыканты. Их священной миссией и главной заботой было спеть и сыграть как можно ближе к оригиналу, скопировать в точности каждый звук, тембр каждого голоса. И это вовсе не считалось недостойным имитированием — напротив, было очень почетным и целиком соответствовало ожиданиям публики. Записи оставались вещью не очень доступной, дискотек не было, и живые меломаны в форме местных бит-групп отчасти компенсировали музыкальный голод.