Backstage. За кулисами
Шрифт:
– В клубе натренируешься, если Марьяна тебя примет. Поверь, с таким загрузом ничего не захочешь.
Я молча приготовила нам растворимого кофе – на плите варить в джезве не рискнула, всё-таки непривычно, да и квартира чужая.
– Рассказывай, что там. Как сама? Виталя без мордобоя отпустил?
– Он хороший. – Я положила две лодки сахара в чашку. Эва отрицательно покачала головой.
– Мне без. От сахара целлюлит растет. И сама прими на заметку, мой совет.
– Отпустил. Он сам приедет в Москву скоро. У
– Ну, почему никаких? Сбор урожая, стройка, молоко на рынок.
– Клава, прекрати.
Градус температуры понижается. Моя подруга сжимает губы и холодно цедит:
– Никогда. Больше. Так. Меня. Не называй.
В школе она сразу срывалась на крик, когда что-то было не по ней. Даже носы разбила парочке одноклассниц. Но сейчас пытается «держать лицо», как столичная чика. Это смешно. Но у меня нет особого выбора: я, конечно, могу ее послать и сама попытаться найти работу и жилье, но это определенный риск, и займёт кучу времени.
– Извини. Я устала с дороги. И есть хочу, магазин далеко?
Не хочу посягать на ее продукты. Но Клавдия манерно откидывает волосы назад.
– Вообще-то мы питаемся в кафе. Сиди, не надо никуда бежать. У меня есть суши и бутерброды.
Вот за это я ей благодарна. Правда, радость преждевременная. Я не умею пользоваться хаси, оттого, плюнув на все, беру вилку и утоляю зверский голод.
– Ох, святая простота. Ничего, я тебя оцивилизирую. Ешь, обустраивайся и попробуем привести тебя в божеский вид. Чтобы Марьяна не послала тебя с порога на кухню с глаз долой.
Это неожиданно.
– Сегодня? – говорю с полным ртом под презрительным взглядом Эвы.
– А ты как думала? Москва не терпит праздного чилла. Если пролетишь, будет время на поиски чего-то ещё. Давай, распаковывай чемодан, мой голову и будем делать из тебя человека…
Вода еле теплая. Мне приходится греть чайник и разбавлять ее. В самый разгар головомойки Эвелина без стеснения входит в обшарпанную ванную комнату, отодвигает шторку и критически осматривает мое обнаженное тело.
Шампунь щиплет глаза. А я тщетно ищу, чем прикрыться. Кроме пены нечем. Это неприятно. Я стеснительная. А моя Московская «фея-крёстная» смотрит так, что я чувствую себя племенной кобылой на торгах.
– Неплохо. Мышечный рельеф бы тебе набрать. И бедра, бедра… Отъела на бабушкиной сметане.
Наконец промываю глаза, пытаюсь закрыть шторку.
– Так, целка непорочная, это оставь. Знала, куда ехала. В клубе тебя сотни взглядов за вечер будут иметь. Возьми мой скарб для тела. Потом молочко в розовом флаконе. И следы от купальника. Ну блин, чем думала? Придется автозагаром замазать.
Отжимаю волосы, испытывая острое желание послать ее.
– Сделаешь высокий пучок. Потом концы посеченные обрежешь, отведу к мастеру. Пока что маску мою от «Альтерна» можешь взять. Розовый шкафчик. Давай, я жду.
Она уходит.
Пора бы уже перестать удивляться беспардонности Эвы, но нет. Когда я, пахнущая ароматным молочком для тела, вхожу в комнату, она сидит над моим чемоданом, недоумевающе разглядывая шмотки. На меня едва обращает внимание, кивает
– Вот твоя постель. Уборка раз в три дня. Мужчин не водим, тусы не устраиваем. Это вся твоя одежда?
Вылавливаю из недр чемодана халат, переодеваюсь, коротко кивая.
– Лимиту за версту учуют. Ну да это мелочи. Москвички редко у нас танцуют. Костюм?.. Милка, ты в себе? Куда? Хотя что-то в этом есть. В ролевые игры там поиграть, «босс и секретарша»… Или «госпожа и раб»…
– Я предусмотрела все варианты. Может, придется ходить по собеседованиям, если у вас не выгорит.
– Лучше б ты предусмотрела себе приличное платье. Вот это чёрное кстати ничего. Очень даже.
– Оно для выступлений…
– Вот и отлично! Станцуешь в нем Марьяшке. Сверху жакет, никто не поймет, что оно для сцены.
А затем Эва устраивает мне бьюти-экзекуцию. Рвет расчёской волосы, не забывая пройтись шквалом критики по их цвету и состоянию. Как будто у нас на родине есть возможность хорошего ухода. Там даже о кератиновом выпрямлении не слышали. Потолок – маска из яиц и коньяка. Но куда деваться, я итак все что могла делала. Заказывала в интернете уходовую косметику, не использовала фены и утюжки. Видимо, без парикмахерских ухищрений идеально гладкой волны все равно не добиться…
Эве все же удаётся что-то с ними сделать. То ли ее маска помогла, то ли рука уже набита. Я готова забыть ее колкие замечания. Но тут приходит очередь лица…
Конечно же, мне надо сделать брови, ресницы, загнать гиалуронку в губы, и ещё с десяток манипуляций. Киваю, а сама себе говорю: нет уж. Я личность. Это Клава превратила себя в куклу-муклу. Мне же статус и вид секс-игрушки не нужен. Никто не прикоснется к моему лицу!
Наивная, наивная Милана Савельева. Она ещё не знала тогда, что подготовил ей этот год, как и все последующие.
Отражение радует. Меня не узнать. Даже Эва впервые за вечер делает мне искренний комплимент. Правда, несколько своеобразный:
– Ты пи***та. Похоже, работа твоя. Только не затупил там.
Льет дождь, поэтому Эва вызывает такси. У меня глаза округляются от озвученной суммы за проезд.
– Отработаешь, – говорит она, заметив мой шок. – Давай, нас ждёт новая жизнь.
Москву полощет в пелене дождя. Прилипаю к мокрому снаружи стеклу, жадно рассматривая размазанный водой пейзаж. Это так круто, что я бы с удовольствием прошлась пешком, спрятавшись под зонтом. Москва – город возможностей и денег. Скольких девчонок до меня он поимел и выплюнул?